Роботы божьи

Кафельная стена задрожала и с гулом отъехала в сторону. Его взору открылись врачи в масках, стоявшие наготове у своей аппаратуры. Их было пятеро. Они бросились к телу Лисицына, осторожно подняли его и положили на операционный стол, на ходу обвешивая проводами и трубками.

"Паралич дыхательных мышц, расширение зрачков с потерей реакции на свет, помутнение роговицы, множественные порезы лица... повреждение трахеи, переломы ребер... разрыв селезенки...", ― отрывисто перечислял один из них симптомы и повреждения. Он хотел вколоть какой-то препарат, но их главный ― высокий мужчина в голубом халате и маске, из-под которой сверкали умные серые глаза ― остановил его. Указывая на лежащих на полу охранников, он спросил у Смолина:

― А с ними что?

Смолин коротко сообщил, что произошло. Главный наклонился к одному из охранников и пощупал сонную артерию. Только тут Смолин заметил тонкую кровавую полосу, перечеркнувшую шею лежащего. Такая же полоса была у второго. У обоих выступила пена изо рта.

― Мертв. Этот тоже. У нас три смерти, ― сообщил врач коллегам.

Те засуетились, поднимая и укладывая тела охранников на пол у аппарата искусственного дыхания. Один из врачей приложил к голове охранника сканер. Проверив его, затем другого, а потом Лисицына, он сказал:

― Поражена нервная ткань. У всех троих одинаково.

― Как это возможно? ― растерянно спросил Смолин.

― Она касалась их? ― спросил сероглазый врач.

― Д-да.

― Нейротоксин в заточенном ногте. Старый китайский трюк. Надо было лучше проверять гостей.

Смолин вспомнил окровавленные когти китаянки перед своим носом. Его прошиб пот. Если бы он не избил ее, в комнате было бы одним трупом больше.

― Но вы спасете его... их?

― Не знаю. Хотя... он был уже мертв, когда она ввела нейротоксин. Это нам на руку. Кровеносная система не разнесла яд по телу. Ладно, отойдите. Не мешайте работать.

Детектив повиновался. Он сел прямо на кафельный пол спиной к стене, скрестив ноги по-турецки. Шумно работали насосы, попискивала мигающая лампочками аппаратура. Врачи хлопотали вокруг мертвых тел, изредка обмениваясь непонятными фразами. Смолин смотрел на их слаженную работу и мысленно молился всем богам, чтобы врачам ― и Егору ― сегодня повезло.

28.

Он не мог вспомнить, как попал в этот маленький поселок на берегу изумрудного моря. Он не помнил также, кто он такой и как давно живет здесь. Он знал только, что прибыл сюда с востока, ― со стороны моря, в которое каждый вечер садилось зеленое солнце. Это означало, что он каким-то образом пересек безбрежную водную гладь, однако он понятия не имел, как ему это удалось. Не знал он и того, что лежит за горизонтом.

Кажется, его звали "Егор" ― какое странное слово... Но даже в этом он был не уверен. Наверное, все дело в здешнем воздухе. Сладкий, с арбузным вкусом ветерок мягко обдувал расслабленное тело, навевая фантастические сны о прошлом. Воздух ― или что-то разлитое в нем ― действовал на него, как опиумный дым на готового отдаться забвению курильщика.

Он забывал все, что случилось с ним более двух дней назад. Двух? Он попытался вспомнить, что было вчера ― и не смог. События этого дня еще жили в памяти, но предыдущий полностью ускользал. Забвение невидимым ластиком ползло за ним следом, стирая прошлое без следа. Попав в эту деревню, он утратил память о себе. Его усилия теперь были сосредоточены на попытке помнить, что он все забыл. Ему казалось, что если он забудет и это, то перестанет быть собой и окончательно потеряет здесь себя.

Впрочем, надо ли беспокоиться? Здесь хорошо и спокойно. Его окружала страна вечного лета. Изумрудное солнце ярко сияло над величественными замками из белоснежных клубящихся облаков. Свежий ветер с моря разгонял жару, даря телу приятную прохладу.

Его поражала гиперреальность окружающего. Не помня ничего, кроме этого места, он почему-то был уверен, что никогда в своей жизни не видел ничего более настоящего, чем эти деревня и море. Окружающая действительность была кричаще выпуклой, реальнее любой реальности. Малейшие детали оказывались столь отчетливыми и завораживающими, что полностью захватывали его внимание, не отпуская и не позволяя оторваться от их созерцания.

Он зачарованно рассматривал раковины на белом песке ― их волнистые края и искрящиеся гладкие бока, лучащиеся теплым красноватым светом. Какая-нибудь сухая веточка с проеденными жуком ходами приковывала его взгляд на часы. Погружаясь в причудливые узоры на ее поверхности, он будто проникал в населенный загадочными существами волшебный лабиринт. Все вокруг дышало тайной, новизной и обещанием чудесного. Он твердо знал: все, что происходило с ним до этой деревни ― сон. Единственная подлинная реальность была здесь, под нежно зеленым небом.