Роботы-мстители

«Торговля „жгучей пудрой“ и „веселой жижей“ процветает, причем посредничают офицеры экспедиционного корпуса; навар такой, что всем хватает, но миром и не пахнет…» — сквозил подтекст.

Войска, превратившие счастливую Аркадию в горячую точку, Хац видел только в новостях по телевизору. Он не встретил вторжение вместе со своим народом — корабль, на котором (впервые в жизни, кстати) летел Хац, был арестован Галактической полицией перед тем, как миротворцы высадились на планету, и первое, чему он научился под арестом, — молча молиться, чтоб чужие не разнюхали подробно, кто есть кто, а то выяснится, что юнга Хац — совсем не юнга Хац, и не сирота, а сын управляющего плантацией, где выращивают то, что нельзя выращивать. Слава гадьим богам, архивы экспортной компании пришельцам не достались, и его признали жертвой незаконного найма, со всеми вытекающими льготами. О судьбе родных он узнавал в интернате урывками, по «черной почте» и за деньги. Возможно, что батюшка с матушкой там, в топких джунглях, радовались, что их сын выучился на менеджера. О своей эстрадной карьере Хац домой не сообщал — это пристало среднеполым «шнга», коими, собственно, и являлись Кайгусь, Мика и Киута — эти вырвались с Аркадии по репатриации, но им (орбитальный пилот, химик-технолог и инженер-энергетик) не польстило стать на прародине младшими медичками, высиживать яйца или улыбаться за прилавком, и они расплевались с отчизной, что-то крупно наврав в федеральном консульстве. Они, середняги, и Хаца сманили из офиса в театр — что, мол, зря дискриминацию вкушать, танцами больше заработаешь.

Пряча письмо, Хац внутренне вздохнул о жарком солнце и густом горячем воздухе Аркадии, о квашеном мясе, которого здесь не поешь в охотку — сразу носом засопят, наморщатся…

Донти украдкой потянулся за новым кусочком съестного. Хац проследил за его четырехпалой лапкой — стало легче. Две расы, у которых восемь пальцев на все руки, — как-то сродни, будто двоюродные братья, хоть одни ящеры, а другие — ночные лемуры. Он уже ловил Донти на попытках сложить кисть по-ихэнски; нет, братишка, не выйдет, эти клешни от рождения даются такими, что все пальцы большие и противопоставлены парами. Донти в этом ужасно завидовал Хацу,

И еще почему Хац любил ньягончика — тот был по-детски теплый, греющий. И вы бы его полюбили, имея температуру тела + 41° по Цельсию и хронически озябнув за зиму. Каково оно было в зиму — два нагревателя парят, комнатка закрыта наглухо, партнерши прижмутся с боков поплотней (и объясняйся, не срываясь: «Нет, это не мои жены и вообще не женщины, а средние. У них нет пола, понимаете?»), а в туалет идти — как из дома в промозглую ночь нагишом.

Хац слушал аварийного бухгалтера, понимал и кивал. Да, положение аховое.

Аварийный говорил, говорил и наконец намекнул:

— Вы, может, велите ребенку уйти? Разговор не для детских ушей.

— Он не расскажет никому. Правда, кой Донти?

— Чтоб я умер от веревки, — чирикнул лупоглазый кроха.

— И все же…

— Ему велел взрослый, он будет молчать. Если он виснет на мне — это не значит, что он не понимает слова «нельзя».

Хац знал больше, чем сказал, — отец Донти, Наито, да и все его родственники во многих поколениях были членами «нао» — чего-то среднего между дворянской фамилией, племени с общим тотемом и мафиозным кланом. Без жесткого порядка и нерушимых традиций в нао вряд ли удалось бы столетиями соблюдать порядок в подземных мегаполисах мира Ньяго, выжженного глобальной войной.

— Ну так вот — чтобы поддержать театр, нам придется пойти на непопулярные меры…

И тут ворвалась Бенита — горящая, художественно встрепанная, в черном пленчатом трико.

— Хац, ты слышал?!!

— Нет, — сознался Хац, — но я сейчас услышу от тебя. Только быстрее — у нас разговор…

— Труха ваш разговор! О деньгах, да? Хац, деньги у тебя в шкафу!

— Неправда.

— Правда! Наш Фанк — киборг Хлипа!!

Следующие пятнадцать минут бухгалтер с Бенитой наперебой объясняли Хацу, кто такой Хлип и что он значит для централов. Донти тщательно слушал и понял по-своему — мотаси Фанк знал драгоценный секрет, и за это ему распилят голову, а все кассеты, где записан мотаси Фанк, стоят много-много.

— Фанк не является юридическим лицом, — напирал бухгалтер, — он даже сам себе не принадлежит. Поэтому записи с его участием — собственность театра. Поймите, Хац, с тех пор как суд и профсоюз временно утвердили вас внешним управляющим «Фанк Амара», вы вполне можете распоряжаться этими записями в пользу предприятия.

— Сандра Вестон, сестра Хлипа — чтоб ей Туанский Гость приснился! — уже заявила через адвоката, что Фанк принадлежит ей как наследнице, и подает в суд на Хармона. Мало ей, коряге, миллионов брата! Вот же тварь ненасытная! — кипятилась Бенита, перебирая кассеты. — Хац, сколько их у нас осталось после шмона?

— Не считал. Штук пятнадцать, наверно. Плюс фотографии Фанка.

— Хац, все в сейф! Я буду не я, если через час тут не окажется толпа хлиперов. Они же пол выломают, по которому ходил их Файри!..

— Лучше в банковскую ячейку, — бухгалтер знал, как хранить ценности. — И я бы посоветовал усилить охрану здания.