Роботы-мстители

— О'кей; но я сделаю ролик для TV на пять минут, дайджест на четверть часа для фанатов и — по моему выбору — часовую некоммерческую нарезку для акций Союза защиты наследия.

— Зовите адвоката, — Хац наклонил свою гибкую шею, — надо это оформить сейчас же.

«Фанк, — подумал он, оглядываясь на фото экс-директора в гриме, — извини, если я думал о тебе гадко. Ты опять спасаешь нас, а мы…»

О том, как он сам подставил Фанка и навел на него серых, Хац думал с омерзением как о каком-то постыдном поступке, совершенном в крайнем опьянении или в помрачении ума.

— Надеюсь, нет проблем включиться в ваш Союз?

— И мне! — тонко крикнул Донти. — Мне можно?

— Хоть всем театром! — Доран распахнул объятия. — Но я должен это заснять, вы понимаете. Хац, какой у вас необычный детеныш!

— Это не мой, — скромно отрекся Хац, — я неженат.

— Этот мальчик — артист, — подчеркнула Бенита.

— Ах, это мальчик… Да, заметные артистические данные…

— Вы не поняли — у него сольный номер.

— И какой же?

— «Младенец-телепат», угадыванье намерений и тайных помыслов с завязанными глазами.

Дорана слегка покоробило. Напустили в мир всяких пришельцев!.. Но любопытство было сильней секундной неприязни, а трогательный вид Донти умилял — и Доран со своей знаменитой победной улыбкой протянул ньягончику руку:

— Твоя взяла, чудесное дитя. Давай договоримся — ты здесь больше не будешь читать вслух мои мысли, а я куплю тебе пирожное…

— Три, — уточнил Донти, — шоколадных, с ягодками.

— Кой Донти, как же мы без твоей помощи?! — простонала Бенита, готовая расхохотаться; нечаяный успех бодрил и подстрекал к веселью.

— У меня теперь контракт с мотаси Дораном, — важно ответил мальчуган.

Общий смех грянул, сметая остатки сомнений, недоверия и настороженности.

— А скажи — что я сейчас думаю? Один раз можно, разрешаю.

— Что дело провернуто очень удачно, — пригляделся Донти. — Что… что меня надо взять к себе домой. А вот этот мужчина, — показал он двумя пальцами на Волка Негели, — думает, что надо взять домой мотагэ Бениту, потому что она смачная.

Все снова засмеялись, а особенно — Бенита; она и впрямь смотрелась лучше некуда в одной лишь черной пленке на ладной литой фигуре.

— Малыш не промах, проникает как сквозняк, — признал его догадку Негели, а Доран заметил про себя: «Ньягонцев надо брать на интервью в прямом эфире, чтобы ловили за язык моих подопытных».

* * *

Табельный наркотик действовал ровно два часа, затем он как по сигналу выключился, и боль в руке подступила сначала как бы исподволь, онемением и тяжестью, а затем проявляясь все больше и больше чувством жара, распирания и жжения, как обычно болит ожог. Стоило пошевелить рукой — и из глубины всплывала новая порция тяжелой, разламывающей боли, еще громче требующей: «Не двигайся!» Рука медленно опухала, увеличиваясь в объеме, отекая и затрудняя движения в суставах пальцев и кисти; боль запрещала руке двигаться и в локте, и в плече; кожа приобретала нездоровый багровый цвет с фиолетовым оттенком, вены вздувались темными жгутами. Отек усиливался. Но это F60.5 смог увидеть только дома.

Выйдя из подземных ходов невдалеке от Энбэйк, 217, F60.5 оказался у станции метро. По расчетам опытных террористов, от столкновения с полицией — если ты скрылся с места стычки — до начала правильно организованной охоты на тебя проходит четверть часа. У него оставалось в запасе восемь минут, пока его портрет (правда, очень смутный) не передали на поисковые видеоголовки, стоявшие в людных местах и на улицах. Светофоры, вестибюли станций, банкоматы, магазины, космопорт — все через восемь минут станет опасным. Без уточнения скриннинг-контроль мало результативен, но F60.5 понимал, что ответить на вопрос любого человека в форме: «Будьте так любезны, покажите свое левое плечо», будет ох как непросто. Поэтому F60.5, не опускаясь, с наземной платформы сел на круговой экспресс-поезд и за шесть минут оказался километрах в пятидесяти от злополучного магазина, чуть не ставшего для него смертельной западней. «Вот к чему приводит тщеславие», — горько подумал он. Еще две минуты он потратил, чтобы спокойно уйти из зоны контроля, а затем — пару часов, чтоб добраться домой, избегая трасс, где велся автоматический мониторинг.

По пути он позвонил директору школы в Тьянга-тауне:

— Я очень сожалею, но не смогу вести занятия в ближайшие две-три недели. Я получил травму, повредил ногу. Не знаю, может быть, обойдется без операции… Я искренне надеюсь, что мне не понадобится денежная помощь, но очень благодарен за столь любезное предложение.

Приятно, что тебя считают настолько своим, что готовы объявить для тебя сбор средств по школе — у тьянг принята подобная взаимопомощь, но сейчас придется выкручиваться самому. Его волновало только одно — сможет ли эта рана зажить самостоятельно. Он ехал строго по правилам — чтоб у следящих систем не было повода записать его машину в память — чувствуя, как тяжелеет и отказывает левая рука.