Род

И кто это замечает? Кто ценит? Никто! Влк с годами становился все более скупым на похвалу, а в последнее время от него вообще ничего не дождешься, кроме крика да тычков за малейшую оплошность. И молодые парни, как сговорившись, отыгрываются за давнишнее унижение, за детский смех, когда Влк валял их по траве, показывая приемы борьбы. Теперь проходу не дают, все норовят задеть, толкнуть, а стоит чуть огрызнуться, так накостыляют по шее, что мало не покажется. Или что похуже удумают, сдерут, к примеру, штаны, как с Жердяя, и гонят так по деревне. То-то девушкам потеха! Девушки тоже хороши, они же парней и подзуживают на всякие мерзкие шалости, а то и сами пускают в действие самое страшное женское оружие – острый язык, высмеют так, что хоть плачь. А что еще делать, не драться же с ними, вот они и пользуются.

Или вот сейчас… Как они с Братцем старались! Влк напоследок разрешил всем отправится на охоту, и они с Братцем поклялись: кровь из носу, но добудем настоящую мужскую добычу! И добыли! Что они думают, легко это было?! Пусть бы сами попробовали с голыми руками на вепря идти! Эх, им бы пару настоящих боевых копий, да пару топоров, да больших охотничьих луков с бронебойными стрелами! Но – нельзя! То не трогай, это не бери, туда не ходи, сюда не смотри – надоело! Что они, дети?! Как на вепря с голыми руками, так не дети, а во всем остальном… Как же они намучились! Заостренные и обожженные на огне палки плохая замена копьям, а из тех луков, что они сами смастерили, только по белкам стрелять. Нет, луки получились хорошие и стрелы летели ровно и били крепко, но для вепря это все равно, что комариные укусы. Сгодились только для того, чтобы раззадорить его и заманить к яме-ловушке.

– Почто поросенка убили, изверги?! – раздался мерзкий голос кого-то из молодых парней.

Эх, жаль, нет сил голову поднять, разглядеть обидчика, завязать узелок на память.

– Ему, маленькому, еще бы жить да жить! – подхватил девичий голосок, вот ведь ведьма!

– Так всех кабанов в лесу переведут на свою потеху! Непорядок! Надо будет Влку сказать, чтобы приструнил своих молокососов, – это кто-то из старейшин, и они туда же!

В поле зрения возникли чьи-то ноги, обутые в раздолбанные сапоги. Слава богам, братья! Подхватили вепря, сняли груз с плеч. Очень вовремя подоспели, казалось, еще несколько шагов, и рухнули бы наземь на глазах у всех, то-то позору бы было! Будто его без этого не хватает. Братья – только они их и понимают! Только с ними и можно поговорить по душам, потому как жизнь у них одна и обиды одинаковые. Так сроднились они за несколько лет совместного обучения у Влка, что без слов друг друга понимают. Но добрые слова, сказанные во всеуслышанье, тоже лишними не бывают.

– Ну и кабанище! Матерый! В ловушку заманили? Молодцы! Такого по-другому не взять! Как доволокли-то?! Ух, и тяжелый! – ни один из братьев не поскупился на похвалу.

– Да уж как-то доволокли, – откликнулся Волчонок, – а вот как из ямы вытащили?.. Вот уж была работа так работа! Братец, расскажи!

Тут и Братец немного ожил, принялся за рассказ, наполненный красочными подробностями. А Волчонок старательно отгонял летевшие со всех сторон насмешки, сопровождавшие каждую из этих подробностей. Так, тесно сплотившись и образовав вокруг убитого кабана построение, называвшееся, как узнал впоследствии Волчонок, свиньей, подростки пробились к дому Мокишны.

Мать, святая женщина, она одна их любит! Выскочила на крыльцо, всплеснула руками, воскликнула радостно: «Ах, сыночки вы мои, добытчики!»

Часть вторая Инициация

– Ой, сыночки мои родные! На кого вы меня, горемычную, покидаете?! Как мне век мой остатный без вас вековать?! – голосила Мокишна, размазывая слезы по и без того измазанному грязью лицу, сливавшемуся цветом со скорбными одеждами и посыпанными золой волосами.

Точно так же рыдали еще восемь матерей в деревне, рвавшихся в последний раз обнять своих ненаглядных сыночков, уходивших в неведомое, на смерть неминучую, вглядывавшихся в их детские лица, запечатлевая их навсегда в памяти, лепечущих их милые детские имена, в последний раз, в последний раз.

Лица мужчин были суровы, уста безмолвны, что, несомненно, свидетельствовало о не меньших переживаниях. Но долг есть долг, как ни тяжела обязанность, но они ее исполнят без сомнений и колебаний, и вот брат Мокишны приступил к ней и непреклонно вырвал племянника, Братца, из ее объятий. А с другой стороны подошел Влк и положил тяжелую руку на плечо Волчонка – пора! Мокишна, лишившись сразу двух опор, осела на землю и запричитала еще громче, раскачиваясь и стиснув руками голову. И к ее плачу присоединились все без исключения женщины, сквозь слезы смотревшие в спины мужчин, уводивших молодую поросль их рода, их надежду и отраду, в неведомый и страшный лес.