Род

Путь был неблизкий, к заветному озеру пришли уже в сумерках. Луна серебрила воды озера, простиравшегося далеко влево и вправо и, казалось, уходившего в беспредельность, отсекавшего все пути назад и саму надежду на возвращение. На другом берегу во всю длину озера высилась темная, без единого просвета стена – лес.

Подростки сбились в кучку на берегу, мужчины встали полукругом, на некотором отдалении, их лица, смягченные лунным светом, уже не казались суровыми, в них проступала жалость и скорбь. От этого становилось только страшнее. А еще тишина – с момента прибытия на озеро никто не сказал ни слова. Тем яснее был слышен плеск весел, это Влк подгонял к берегу утлую лодчонку, такую маленькую, что в ней и вдвоем не разместиться. Волхв вышел на берег и раздал подросткам по куску лепешки, твердой как камень и затхлой как, как… Нет, в этом мире не было определения для этого запаха и вкуса.

Влк вытянул из своей необъятной хламиды длинный кусок веревки, выхватил из толпы прижавшихся друг другу подростков Братца, быстро связал безвольные руки и ноги. Братец бросил последний испуганный взгляд на Волчонка, тот ответил ему взглядом: «Крепись, брат!» Влк, не церемонясь, бросил спеленатое тело на дно челна, взгромоздился сверху и направился прямиком через озеро. Скоро силуэт лодки слился с далеким лесом, и лишь тихий плеск весел указывал на то, что жизнь еще теплится в преддверии царства мертвых.

Казалось, что этот плеск не прерывался ни на мгновение, а волхв уже пригреб назад, один, за следующей жертвой. С каждым новым подростком, увозимым в неведомое, мужчины делали один шаг назад, еще более отдаляя себя, живых, от обреченных, уже не принадлежавших этому миру. Когда Волчонок остался один, последним, на берегу, мужчины отдалились настолько, что превратились еще в одну темную, без единого просвета стену, в которой только острые в темноте глаза подростка могли различить отдельные лица, преисполненные печали, земной печали.

Волчонок бестрепетно протянул сложенные вместе руки подошедшему волхву, не издал ни звука, когда его ребра в падении нашли ребро лодки, разве что прикрыл глаза, когда хламида усевшегося сверху волхва погасила небесный свет. Он не испугался, он просто ощутил легкое беспокойство, которое охватывает любого человека, которому вдруг отказывается служить прежде надежный член или орган чувства. Уж лучше закрыть глаза и убедить себя, что так тебе лучше думается, чем пялиться в непривычную, абсолютную темноту.

Ребра принесли весть о том, что лодка уткнулась в берег. Спала давившая сверху тяжесть, сильная рука подняла его, встряхнула, как щенка, развязала путы, поставила на ноги. Волчонок открыл глаза, радуясь любимому, родному, лунному свету.

– Иди, куда глаза глядят, – донеслось напутствие Влка.

Глаза глядели на лес. Волчонок быстро оглянулся. От волхва и его лодки осталась лишь темная дорожка на серебристой воде. Он вновь оборотился к лесу. Сколько раз он рассматривал его с той, другой стороны озера! Но ни разу не нарушил запрета, не приблизился к заповедному месту. Не он один! Казалось, что здесь никогда не ступала нога человека, ни одна тропка не пробивалась сквозь непроглядную чащобу и не стекала к воде.

Волчонок тихо свистнул. Быть может, у кого-нибудь из его братьев хватило ума не отправляться одному в лес. Нет, не хватило смелости, поправил он себя. Невзирая на такой разброс побудительных мотивов, оставшихся не оказалось. Волчонок кивнул головой, то ли удовлетворенно, то ли разочарованно, и нырнул в прибрежные кусты. Вскоре он убедился, что никакое острое зрение, никакая ловкость, никакая привычка не предохраняют его от болезненных ударов, падений, ушибов. «Вот уж воистину волшебный лес!» – подумал Волчонок, перепрыгивая через корни, пытавшиеся набросить петли на его ноги, отбиваясь от веток, хватавших его за руки и бивших по голове, уклоняясь от шипов, целящих ему прямо в лицо. «Иди, куда глаза глядят! – передразнил он волхва. – Никуда они тут не глядят! Они во все стороны разбегаются! Лягу-ка я спать. Утро вечера мудренее». Он забрался под елку, свернулся калачиком и сразу же заснул, очень даже сладко.

С утра лес показался совсем другим, более светлым, не таким густым, главное, почти дружелюбным. Согласно завету Волчонок отправился, куда глаза глядят, то есть принялся бесцельно кружить по лесу. От этого лес казался беспредельным, и все доводы Волчонка, что он своими глазами видел с той стороны озера обрамляющую лес горную гряду, разбивались о собственную же веру подростка в то, что лес волшебный и поэтому границ иметь не может. Ему и в голову не пришло, скажем, залезть на высокое дерево и оглядеться, а если бы и пришло, то он бы сам одернул себя: негоже волкам по деревьям лазить!