Род на краю империи

Люди из окружения патриарха начали падать, заливая пол своей кровью. Один, второй, третий. Вот здесь уже началась паника. Кто-то бросился на пол, кто-то отбежал к дальней стене, но это им не помогло. Я методично расстрелял всех, кроме столетнего деда, так и не шелохнувшегося за всё время экзекуции.

Врубаю проницаемость.

Просачиваюсь сквозь закрытую дверь и осматриваю зал, который теперь можно назвать кладбищем. Передаю телепату Чёрного Ока приказ: отвести людей подальше от додзё. Вдруг шальная пуля кого заденет…

Старик продолжает сидеть, не проронив ни слова.

Но почему крепнет ощущение, что он прекрасно видит меня даже с закрытыми глазами?

Перехожу на родной язык главы клана:

— Панджаитан умер. Ты можешь спасти своих людей, если присягнёшь мне на верность.

Морщины на лице старика пришли в движение, порождая улыбку. Индонезиец откашлялся, прежде чем ответить:

— Никто и никогда в нашем клане не склонялся перед врагом. Умереть придётся тебе, глупый чужак, но сперва я покажу тебе одну вещь.

Среагировать я не успел.

Чудовищный по силе ментальный удар снёс мои барьеры, которые я считал довольно прочными, и чужая воля затопила мой разум, подхватила его, унесла в неведомые дали.

Додзё растворилось в вихре изменений.

Я осознал себя стоящим под проливным дождём, на мостовой средневекового городка. Улочка, зажатая между рядами домов с двускатными крышами. Что-то до боли знакомое, из давних реинкарнаций. Юаса? Хиросаки? Я жил во многих японских городках, бывал в самурайских кварталах. Очень похоже.

В следующую секунду я понял, что не так.

Город явно выдернули из моих воспоминаний. Переместиться сюда физически я не мог, значит… Патриарх манипулирует моим сознанием. Вопрос в том, может ли он подобраться к моему телу в реальности и убить, пока я погружён в собственные воспоминания. Подозреваю, что нет. Для удержания контроля над конструктом, ему тоже следует находиться здесь.

Ольга?

Нет ответа.

Коля?

Телепат Чёрного Ока молчит.

Я отрезан от мира.

Вот же грёбаный индонезийский дед!

И никто не придёт на помощь, потому что я отдал такой приказ. Сам, можно сказать, подписал себе приговор. Забыл, что в этом мире есть одарённые, чьи возможности не укладываются в общепринятые нормы.

Ладно, прорвёмся.

Раз это вымысел, я тоже могу влиять на происходящее. Это же моё подсознание. Попробую чем-нибудь вооружиться для начала.

Я представил, что держу в правой руке трость.

Ощутил привычную тяжесть, гладкость полированной древесины, лёгкий изгиб…

И меч появился в руке.

Иду вперёд, осматриваясь в поисках врага. Глупо запирать меня в этой клетке, не предприняв попытку уничтожить. Ведь если я умру в своём разуме, то, вероятно, и в обычной жизни превращусь в пускающего слюни овоща.

Самурайские кварталы старой Японии — это унылый лабиринт. Узкие улочки, одноэтажные дома с глухими стенами без окон, бесконечные повороты и безысходность. Местами ещё и плесень — там, где дерево встречается с камнем.

После второго поворота я начал думать.

Раз мне удалось встроить в эту фантазию меч, почему бы не организовать себе проход? Или сменить локацию? Я ведь не обязан мокнуть под дождём и бродить по этим улочкам до бесконечности.

Напрягаю воображение и представляю, как стены расступаются, формируют новую улицу…

Хрен там.

Пробую отменить дождь.

Тщетно. Конструкт не откликнулся на мои жалкие потуги. Остаётся проверить собственные возможности. Я привычно пускаю по каналам энергию ки и делаю себя проницаемым. Разворачиваюсь вправо и шагаю в стену… Больно ударяюсь о твёрдую поверхность. Боги, да этот мир непрошибаем! Я делаю всё, как обычно, но это не работает.

— Потому что конструкт создал я, — раздаётся тихий старческий голос.

Противник стоит аккурат за моей спиной.

Низкорослый высохший старичок в промокшей насквозь одежде.

За спиной старика образовалась новая улица, которой я раньше не видел. Значит, и он вынужден соблюдать в этом конструкте определённые законы, которые сам же и установил.

Патриарх шагнул вперёд, и в его руках образовалось кое-что знакомое.

Кусаригама.

Шарик с шипами, длинная цепь, изогнутый серп — именно та модификация, которой я пользуюсь чаще всего. Небрежно поведя кистью, старик начал раскручивать груз. Цепь над головой индонезийца рубила отвесные дождевые струи, расшвыривая капли в разные стороны.

— Всего лишь сон, — хмыкнул я.

— Тогда попробуй из него выбраться.

Груз выстрелил в сторону моего меча, но я успел убрать клинок за спину и пригнуться, пропуская над собой свистящую смерть. Шагнул назад и вправо, вынуждая старика удлинить цепь и нарастить амплитуду вращения.

Старик присел.

Цепь с грузом рванулась к моей ноге, едва не касаясь брусчатки, но я ожидал чего-то подобного. Поднимаю ногу, пропуская под собой шипы, и коротким взмахом рассекаю цепь.

Груз отлетает прочь и врубается в стену.

Цепь со звоном волочится по земле.