Род Волка

— Так у меня не болит уже… — смутился воин. — Что со мной-то возиться, полечи еще кого-нибудь!

«Блин, прямо как дети, право! Ну как на таких обижаться?!» — подумал Семен и рявкнул на воина:

— Сидеть! — а потом поднял руки и обратился к публике: — Слушайте меня, люди племени лоуринов, слушайте!

Народ притих, и он продолжал:

— Мое уменье — это магия другого народа. Как она действует на вас, лоуринов, я не знаю. Может быть, действие заклинания сейчас кончится… Разве я сказал, что уже помог Восточному Ветру? Разве разрешил идти? Нет уж! Или пусть все делают, как скажу, или разбирайтесь сами. В прошлой жизни я был воином (кем же еще?!), а не лекарем, моя магия слаба, а вы не хотите мне помогать!

Народ понимающе заулыбался, кто-то в толпе хихикнул:

— Знаем мы твою слабость — прикидываешься ты! Это хитрость у тебя такая!

— Так будете помогать? — спросил слегка опешивший от народной проницательности Семен.

— Будем, будем! — ответил жаждущий зрелищ народ.

— Ну, тогда все дружно говорят заклинание. Начали!

Дождавшись начала третьего повтора, Семен стал щупать плечо и грудь воина. Тот в полузабытьи бормотал «вирши» и только слегка кривился. Долго мучиться ему не пришлось — диагноз был довольно прост: сильный ушиб грудной клетки и перелом ключицы.

Что делать со сломанной ногой или рукой, Семен представлял, но с ключицей!? Эта кость как бы подпирает плечевой сустав, без опоры он вместе с рукой съезжает куда-то вперед и вниз… «У Медведя, наверное, в таком положении кость и срослась, вот он и ходит полжизни кособоким. Эх!..»

Публика, включая старейшин и больного, медленно, но верно впадала в какое-то гипнотически-сомнамбулическое состояние и уже начала покачиваться в такт собственным словам. Семен привстал на цыпочки и стал искать глазами черную шевелюру Атту. Тот стоял в задних рядах, но заметить его было нетрудно, поскольку окружающий народ был как минимум на полголовы ниже.

«Иди сюда!» — поманил его Семен. Воин не отреагировал. Пришлось лезть в толпу и шептать ему на ухо:

— Хорош балдеть, Бизон! Пошли со мной — помогать будешь!

— А? Что?! — как бы проснулся Атту. — Пошли, Семхон.

Семен заставил его поддерживать раненого сзади, а сам стал двигать руку, пытаясь найти такое положение, при котором обе части сломанной кости займут нужное положение. В конце концов ему это удалось, он постарался запомнить позу и отпустил руку. «Что же дальше делать? — спросил он себя и сам же ответил: — Фиксировать надо! Без бинтов, без гипса?! Ага — именно так!»

Потом они в четыре руки резали на полосы остатки рубахи Восточного Ветра, этого не хватило, и Атту, не колеблясь, стянул через голову собственную. В качестве шин они использовали палки, которые выбирали из кучи дров, приготовленных для костра.

То, что получилось в итоге, выглядело, мягко говоря, неэстетично, но Семену было на это плевать: лишь бы держалось.

— Ну, кажется, все, Атту, — утер костоправ пот со лба. — Вот в таком виде он и должен ходить, есть и спать «два раза две руки» дней. А потом посмотрим. Ты сможешь проследить, чтобы он не двигал рукой, даже когда спит?

— Смогу, наверное, — сказал Атту. — И женщин его попробую научить, хоть они и глупые.

— Правильно! А теперь тащи его в жилище и укладывай на ночь. Только пусть пописает сначала.

Дождавшись, пока эти двое уйдут, Семен встал и обратился к зрителям, окончательно погрузившимся в сомнамбулическое состояние:

— Слушайте меня, лоурины!

Не вдруг и не сразу, но народ затих. В глазах стало появляться осмысленное выражение.

— Слушайте меня, лоурины! — повторил Семен. — Я дарю вам это заклинание. Каждый может пользоваться им сам, только произносить его надо тихо, чтобы не слышали окружающие. Это, конечно, не обязательно, но так надежнее. Вы поняли меня, люди?

— Мы поняли тебя, Семхон!

Уяснив, что представление окончено, народ стал потихоньку расходиться. Семен пожалел было, что отдал туземцам «обезболивающее» заклинание, — их не заклинать, а лечить надо, но… Тогда он рискует оказаться здесь в положении булгаковского земского врача. Наверное, кому-то помочь он сможет, но…

Но опять встают проблемы морально-этического плана. Даже в его собственном мире лишь малая часть народов и стран поднялась до осознания того, что жизнь конкретного человека представляет ценность и за нее надо бороться. Причем эти народы давно оторвались от матери-природы и живут независимо. А те, кто еще не оторвался, существуют по ее законам: больной, раненый или слабый жить не должен — ни к чему это… «Бог дал, Бог и взял», — говорил русский крестьянин, доставляя на кладбище гробик с телом своего ребенка. В школьные годы, помнится, было много разговоров о демографической ситуации в Африке. Туда проникла (не в полной мере, конечно) европейская медицина, и детская смертность резко снизилась. Результат — демографический взрыв, голод, конфликты. Тем же европейцам пришлось гнать и гнать туда гуманитарную помощь, которой с удовольствием кормилась родо-племенная верхушка.