Род Волка

— Пойдем со мной, Веточка, — ласково поманил Семен, стараясь не испугать ребенка. — Иди, не бойся! Мы покажем тебе новую картинку!

Девочка поднялась с колен и покорно пошла к пещере. Они остановились за спиной Художника, и Семен показал пальцем на рисунок:

— Скажи, что это? Говори, не бойся! — Девочка молчала, и он добавил: — Скажи, что там нарисовано? Никто не обидит тебя. Разве ты видела, чтобы Семхон обижал маленьких?

— Я не маленькая, — прошептала девочка. — Там кто-то бежит.

Художник оглянулся, и брови его изумленно взлетели вверх:

— Кого ты привел, Семхон?!

— А что такого? В лагере больше никого не было… Но видишь, она сразу поняла, что ты нарисовал!

— Действительно, — немного смутился старик. — И все равно, ты ведешь себя странно, Семхон. Я и раньше замечал: ты разговариваешь с женщинами почти как с равными, словно они люди. А теперь вот уродку привел!

— Да почему же она уродка?! — возмутился Семен. — По мне, так она самая красивая девочка на нашей стоянке! Я недавно видел, как купаются тетки. Это же жуткое зрелище! Даже те, которые совсем молодые: сиськи болтаются до пояса, животы, бедра жирные, все свисает, все в складках. Те, которые еще не рожали, не такие ужасные, но, в общем, тоже хороши! Это называется…

Семен хотел произнести мудреное медицинское словечко, но вовремя спохватился:

— В общем, ты извини, если я говорю что-то неприличное, но это мне не кажется красивым.

— Хм, а что, собственно, красивого может быть в женщине? — удивился Художник. — Нашел где красоту искать — бабы есть бабы. Их же не для красоты держат.

— А для чего? — опешил Семен.

— А то ты не знаешь! Через них происходит возрождение человека. Опять же, орудием мужским в них пошуровать можно, еду они готовят, шкуры мнут, одежду делают. Женщины — существа полезные. — Старик подумал и добавил: — Даже полезнее собак!

Семен стоял и хлопал глазами, не зная, что ответить. За его спиной тихо всхлипывала девочка. Художник продолжал:

— Я согласен, что даже нормальная голая баба — зрелище малоприятное. А уж эта урода — ты меня извини! Думаешь, она просто еще не дозрела? Да она давно взрослая! Ее соседи нашему Окуню всучили в придачу к нормальной бабе. Только он ее от себя сразу прогнал, а никто другой не позарился!

Девочка шмыгнула носом и коснулась сзади рубахи Семена. Он это почувствовал и решил стоять на своем:

— А я говорю, что она красиво двигается! Пластика у нее хорошая!

— Что-что?! — искренне удивился Художник и, обращаясь к девочке, резко скомандовал: — Раздевайся! Быстро!

Ветка покорно распустила ремешок, стягивающий разрез на груди, и сняла через голову свой уродливый меховой балахон. Старик поднялся с колен и, подсвечивая себе коптящим фитилем, осмотрел скукоженную понурую фигурку девушки со всех сторон. От холода и страха кожа ее покрылась пупырышками, редкие тонкие волосики на предплечьях и голенях встали дыбом.

— Ну, — закончив осмотр, спросил старик, — и где же у нее эта самая «плас-тика»?

Честно говоря, Семен и сам не очень хорошо понимал, что это такое, но отступать, похоже, было некуда. Кроме того, он обнаружил, что Художник прав: та, которую он принимал за ребенка, на самом деле оказалась взрослой девушкой вполне «европейских» пропорций. Может быть, на манекенщицу она бы и не потянула, но где-нибудь на черноморском пляже, даже в разгар сезона, выглядела бы совсем неплохо — хоть в лифчике, хоть без.

— Сейчас увидишь, — авторитетным тоном заявил он. — Встань вот здесь и смотри. А ты, — обратился он к девушке, — перестань бояться! Кому говорю?! Та-ак! А теперь подними голову, плечи расправь — грудь вперед, спина прямая. Ну! Молодец! Слушай меня: сейчас я буду напевать, а ты танцевать. Ну, двигаться под музыку. Ты сможешь! — Он доверительно улыбнулся и подмигнул: — У тебя получится, я знаю!

Семен начал тихо и даже не очень фальшиво напевать тему из «Крестного отца». Размахивая светильником, он символически показал какие-то движения (сам он танцевать не умел). Похоже, девушка жутко стеснялась, но, кажется, не своей наготы, а того, что ее удостоили вниманием сразу две взрослых особи мужского пола. Однако Семену показалось, будто в ее взгляде и мимике проскользнуло нечто совсем другое. В общем, она начала двигаться. Сначала робко и неуклюже, а потом…

«Блин, — думал Семен, в который раз повторяя немудреный мотивчик, — да они тут что, все вундеркинды?! Самородки? Или просто очень восприимчивы?»

Очень скоро мурашки на коже девушки исчезли, а в движениях появилась откровенная эротика. И адресована эта самая эротика была не кому-нибудь, а ему персонально. «Пора кончать разврат», — решил он, когда почувствовал, что усилия Сухой Ветки не проходят для него даром.

Он дотянул тему до конца и умолк. Девушка остановилась. На лице ее читалось… Что? Разочарование? Сожаление, что остановили? В общем, что-то такое…

— Спасибо, Веточка! У тебя здорово получается! Одевайся…

— М-да-а, — покачал головой Художник. — Что-то в этом есть, ты прав. Только мне не нарисовать: непривычно как-то — баба и вдруг…

— Но ты согласен, что и в женщине может быть красота?