Родимая сторонка

Матрена вздохнула жалостно, покачала головой.

— Девчоночка была, да померла в прошлом году. Такая, говорит, была умница да красавица. В школу уж ходила. Тоскует он об ней шибко. Иной раз до свету у окошка сидит, книжки да ленточки ее из чемодана достанет, на карточки смотрит…

— Знамо, жалко! — согласилась Ефросинья.

— Хороший больно мужик-то! — растроганно продолжала старуха. — Ходовый такой да великатный, слова черного от него не услышишь. И по хозяйству помочь старается: то дров наколет, то воды принесет. А раз хворала я, так щи сам сварил, ей-богу. Хорошие щи вышли, такие наварные…

— Диво-то какое! — всплеснула руками Ефросинья. — И не стыдится нисколько?

Матрена махнула рукой на нее.

— Что ты! А на той неделе, как ясли эти самые открывать, пошел туда. Бабы там стряпают, накануне-то. Поглядел он, говорит: «У вас там немного белой муки есть да сахару. Пряники ребятишкам сделать надо». — «Да как их, Андрей Иванович, делать-то?» — «А я, — говорит, — научу вас». Надел, слышь-ко, фартук да стал сам пряники делать. Вот те и мужик.

— Матушки мои! — все больше дивилась Ефросинья. — На фабрике-то, видно, всему научат…

Тимофей бросил окурок и поднялся, глядя из-под руки в ту сторону, где шуршала и шипела под косами мокрая трава.

Словно солдаты на учении, косари, развернувшись в цепь, наступали из редкого кустарника ступенчатым строем по открытой широкой поляне. Всю цепь вел за собой мужик в синей рубахе с расстегнутым воротом. Мерно взмахивая сверкающей косой, он чуть не кругом поворачивался вместе с ней и после каждого взмаха подвигался мало не на полшага вперед.

Тимофей сразу, по ухватке, признал в нем Елизара. Мастер был косить Елизар! Уж ежели возьмет прокос, так в целую сажень шириной, да так чисто сбреет любую траву, что после него на пожне хоть в бабки играй. Лучше-то косаря не было, пожалуй, не только в колхозе, а и во всей деревне.

Вон и сейчас увязался за ним Савелка, тяпает, тяпает косой-то, да куда ему: не только Елизара догнать не может, а и другим ходу не дает. Вторым-то надо бы не Савелке, а Гущину Косте идти; тот, ежели раскачается, может еще за Елизаром тянуться. А за Костей Ефима Кузина поставить бы — он от Кости не отстанет. За Ефимом пускай бы Семка Даренов шел, а уж за Семкой-то и пустить бы Савела, чтобы он подгонял его, лодыря, пятки бы ему резал…

Выбившись, видно, совсем из сил, Савел остановился, вытер лицо рукавом и второй раз подряд начал неторопливо точить косу, чтобы передохнуть хоть немного. Поневоле остановились и другие и тоже начали раньше времени точить косы.

«На Савела равняться, так немного скосишь!» — раздумывал Тимофей, спеша стороной к своей пожне.

Меж редких кустов, у самого березняка, он неожиданно наткнулся на Андрея Ивановича с Ромкой Синицыным. Оба старательно тяпали косами на маленькой лужайке.

— Бог в помощь! — снял картуз Тимофей.

Ромка, не останавливаясь, сурово ответил:

— Без бога обойдемся.

Трубников же улыбнулся Тимофею смущенно.

— Косить вот учимся. На людях-то неловко, так мы уж сюда ушли…

Плюнул в ладони и снова замахал косой, не поворачивая головы и плеч, выпятив смешно грудь и вышагивая длинными ногами, как журавль.

— Дай-ка сюда косу-то! — хмуро потребовал Тимофей. — Эдак ты часу не покосишь, как из тебя и дух вон.

Встал на прокос, попробовал, крепко ли косьевище.

— Гляди, как надо. Пятку косы плотнее к земле прижимай, а сам наклонись маленько, а то больно уж гордо держишь себя. Да шагать-то не спеши — траву оставляешь. Ну-ко, становись!

Трубников покорно встал, как учил его Тимофей, начал косить.

— Смотри-ка, пошло! — обрадованно закричал он, уже не останавливаясь и не глядя больше на Тимофея, чтобы не сбиться.

— Опять торопишься! — сердито закричал ему Тимофей. — Переступай на пол-лаптя, не больше, гребни оставляешь.

Подошел к Ромке, показал и ему, как держать и точить косу.

Тот приладился скорее Трубникова и, сияя всем лицом, стал догонять его.

Как раз в это время, переходя на другой участок, около них задержались на минуту все косари.

Бабы тут же принялись вышучивать Трубникова.

— Андрей Иванович! — кричала ему Парашка. — Заднюю-то ногу подальше отставляй, а то она вперед у тебя забегает.

— Ой, бабоньки, до чего мужик старательный! — хвалила его другая баба. — Ни травинки не оставил.

— От Ромки и то не отстает! — удивлялась Настя.

— За таким мужиком не пропадешь!

Трубников, весь красный от смущения, бросил косу и стал закуривать. К нему подошли Елизар с Савелом. Виновато водя утиным носом из стороны в сторону и взглядывая недовольно на Тимофея, Савел сказал:

— Не управимся мы тут за три-то дня, Андрей Иванович…

— Пожалуй, не успеть, — угрюмо поддержал его Елизар. — Трава ноне густая, уборки много будет.

— Как же это так, товарищи дорогие? — широко открыл сердитые рыжие глаза Трубников. — Плануем одно, а делаем другое. Да мы через три дня должны в Луговом уж быть. К тому времени у Синицына там уборки много будет, не справятся они без нас. А ну как дождь зарядит — пропадет ведь сено-то!

Все приумолкли, не глядя друг на друга. Собираясь уже уходить, Тимофей несмело сказал: