Родимый край - зеленая моя колыбель

Шакирды становились джигитами, уходили в солдаты или на заработки. Но, покидая деревню, не забывали проститься и с этим приземистым домиком. А когда возвращались, выглядывая с Каенсарова изволока отчее гнездо, бросали добрый взгляд на тот же замшелый домик — на скромное свое медресе.

ДРЕМУЧИЙ ЛЕС, НОЧНАЯ ТЕМЕНЬ

I

Солнце уже закатилось, и на дороге к лесу никого не было видно. Значит, все, кто собирался в ночное, давно уехали. Вороная безо всякого понукания шла машистым шагом и наддавала ходу. Чуяла тварь, что на прогалине в лесу ждет ее сочная травка.

Мама тревожилась, провожая меня.

— Не добраться тебе дотемна! — говорила она. — Мимо пасеки-то как проедешь? И облака вон скучились.

Зато отец был спокоен.

— Брось жалю разводить, — сказал он ей. — Не впервой ему…

Но мама знала: больше всего я боялся ехать мимо той пасеки. Рассказывали, что там привидения балуют. Одним в саване белом покажутся, другим — кошкой черной…

Чтобы проскочить до ночи опасное место, я вовсю гнал вороную. Перевалил взгорок у Ишны́, через речку Марджу́ проехал. Но как ни спешил, темень меня опережала. Когда мы вступили на опушку, мрак уже полностью завладел лесом, и дорога едва проглядывалась.

Я ехал — не дышал и все по сторонам озирался. Вот кто-то провел рукой по моему лицу, щекотнул шею, чуть в шапку не вцепился. Теперь лишь на лошадь была надежда! И справа и слева от дороги слышался шорох, с хрустом ломались сучья. Казалось, кто-то крался сзади, готовясь кинуться на меня. Я подтянул поводья, вороная остановилась, и все звуки мгновенно стихли. Но стоило тронуться, как снова раздался хруст и треск.

Одной рукой я вцепился в гриву вороной, а другой сжал ременную плетку. Если что появится передо мной, хлестну лошадь и помчусь! Она, бедняга, тоже напугалась. Зашуршит ли что или птица какая пискнет, так и вздрагивает.

Вдруг вороная сжалась, напряглась всем корпусом и, запрядав ушами, стала как вкопанная. Впереди показалось какое-то серое существо. Тут я взмахнул плеткой и стегнул вороную по крупу.

— Чу, сынок! — заговорило вдруг человечьим голосом серое существо. — Не мучь животину!

Я ушам своим не верил. Не пасечник ли Сабит это? Старик подошел ближе, лошадь по шее погладил и меня разглядел.

— Не бей лошадь, Гумер, — сказал он. — Темно же кругом. Об дерево стукнешься, покалечиться можешь!

— До р-р-ребят с-скорее хотел добраться, — с трудом выговорил я.

— Доберешься, доберешься! Никуда твои ребята не денутся.

Пасечнику, ему все одно — что по деревне ночью пройти, что по лесу! Так, покашливая, и скрылся в чаще.

Вскоре послышались позвякиванья колокольчиков, меж деревьев завиднелись огни костра. Вороная моя, всхрапнув, прибавила шагу, головой сильнее замотала и заржала громко, нетерпеливо.

Мы выбрались из чащобы, и в лицо мне сразу дохнуло сухим теплом поляны, воздухом, настоянным горьковато-сладким духом цветов.

И тут я почувствовал что-то вроде сожаления. Конечно, встретиться с привидением было бы очень страшно, но все же любопытно… И мальчишкам было бы что рассказать.

II

Костер мальчишки разожгли отменный. Освещенный его пламенем круг выглядел в непроглядном мраке таинственным сказочным островком. Временами на людей, расположившихся у костра, падал зловеще багровый отблеск, и начинало казаться, что это вовсе не джигиты наши, а ночные тати, возвратившиеся с разбоя в дремучем лесу.

Я подвел вороную ближе к костру, стреножил ее и опустился на траву рядом с Ахметом: он водил в ночное Бикбулатову лошадь. Неподалеку от нас сидели Закир с Хисамом, Сэлим… С той стороны костра вроде бы ласково на меня посмотрел Ахат-абы. Мальчишки уже давно дразнили меня его шурьяком. Ну и пусть!

— Поздно ты… — заговорил, повертываясь ко мне, Ахмет. — Привидения-то не гнались за тобой?

— Гумер ведь шакирд, — не то в шутку, не то всерьез сказал Закир. — Молитву небось прочитал!

— Плевало привидение на молитву!

— На том месте пасечник Сабит-абзы мне встретился, — сообщил я скорее, чтобы не дать разгореться спору.

— Болтай! — Ахмет недоверчиво качнул головой. — С чего Сабит ночью в лесу будет шататься? Он, поди, давно дрыхнет!

— Да нет же, вот давеча только видел его. В бешмете своем, на голове шляпа войлочная.

— А-а-а, понятно, — протянул Хисам. — Сколько тебе лет, Гумер?

— В этом году десять сровнялось.

— Так оно и есть! Привидение к детям милостиво. Вот и появилось оно перед тобой в Сабитовом обличье.

Я остолбенел. То-то он будто из-под земли возник. И говорил чудно́, вроде бы спросонок!

Сэлим, позабыв про картошку, что в золу закапывал, с опаской оглянулся на лес, подступавший к поляне.

— Слушай, а ты ничего не заприметил? — спросил он шепотом, точно боялся быть услышанным привидением. — Следы ног остались от твоего Сабита? Ведь у привидений следов не бывает!

Тут все загоготали.

— Скажешь тоже! Кто в эдакой темени следы разглядит?