Родина

И кинулся в сторону гаража. Побежал? Да, поначалу побежал, но потом снизил скорость. На самом деле он не шел и не бежал – ему, с одной стороны, не хотелось сильно промокнуть, с другой – он боялся поскользнуться на мокром асфальте. Чато двигался легкой рысцой, как и положено немолодому толстозадому мужчине. Через дюжину метров он уже и рысцу сменил на шаг. В конце концов, в конторе у него есть одежда на смену.

И откуда оно все льет и льет? Мать твою растак и разэдак. Как будто тучи только и ждали, чтобы всю свою воду сразу вылить непременно на него. По краю тротуара уже бежал ручей. Еще не пробило четырех, а казалось, будто на поселок опускается ночь. Но в такой час еще не включают уличное освещение – рано.

Между двумя машинами, припаркованными у противоположного тротуара, появилась фигура молодого человека. Из-за опущенного на лицо капюшона Чато не увидел его глаз. Парень направлялся в его сторону, но не прямо к нему. Кто это? Лет двадцать с небольшим, небось кто-то из местных. Стараясь защитить лицо от дождя, тот низко опустил голову. Одним прыжком заскочил на тротуар за спиной Чато, которому оставалось совсем немного, чтобы дойти до угла.

И тут у него за спиной раздался выстрел.

И потом второй.

И еще один.

И еще один.

87. Грибы и крапива

Уже давно ходили тревожные слухи о финансовых трудностях, которые переживала фабрика. Говорили про то, что… утверждали, будто… И Гильермо стал мало и плохо спать по ночам, начал тревожиться за свое рабочее место. Их сыну Эндике к тому времени исполнилось два с половиной года. А девочка еще не родилась, но дело двигалось к тому. Они с Аранчей вполне приспособились к своей нехитрой жизни, жизни нижнего слоя среднего класса, и надеялись в будущем достичь много большего. Они были счастливы, во всяком случае, верили/говорили, что счастливы, а это, по мнению обоих, было одно и то же, но такое счастье рухнет сразу, как только лишится материальной основы.

Ночью в постели:

– Скажи на милость, как мы будем жить без моего жалованья на бумажной фабрике?

– Ну, может, тебе повезет и уволят кого-нибудь другого.

– Кого?

– Говори потише, не дай бог, разбудишь ребенка.

– Так кого они уволят? Тех, кто сидит в конторе? Нет, я один из первых кандидатов.

– Могут уволить людей в возрасте, и тогда работать останутся молодые. Да ладно тебе, в любом случае что-нибудь найдешь для себя. А пока потянем на мою зарплату. Она, конечно, маловата, но лучше такая, чем ничего.

– Нам не хватит, Аранча. Я и так и сяк прикидываю – не хватит. Нас ведь скоро будет четверо.

Аранча скрыла от мужа, что произошло в обувном магазине. А что там произошло? Хозяйка магазина, черствая как корка хлеба, упрекнула Аранчу за то, что она так быстро снова забеременела. И потом Аранча узнала от одной из продавщиц, что хозяйка за глаза на чем свет стоит костерит ее. Аранча решила ничего не рассказывать Гильермо, чтобы не волновать еще больше.

А тот не находил себе места, думая о будущем:

– Забудь про отпуск, про новую машину – да и про все прочее тоже.

– Успокойся. Как-нибудь выплывем, если будем бороться вместе.

– Я так хотел, чтобы мы были счастливы, но, как видишь, не суждено. Неужели в этом мире невозможно стать счастливым? Не знаю, для чего мы тогда вообще рождаемся на свет.

– Гилье, ради бога. Безоблачное счастье бывает только в кино. Ты слишком многого хочешь.

– Я не хочу, я требую. Я человек надежный и умею хорошо работать. Делаю все, что мне велят. И делаю как следует. Но мне нужно получить свое, свою скромную часть.

Через несколько дней он вернулся домой раньше обычного. Положил на кухонный стол извещение об увольнении и долго прижимал к груди Эндику. Малышу всего два года – а отец без работы, без всяких перспектив, короче, никчемный человек.

– Не говори так.

– Да, никчемный. Таких, как я, выкидывают вон, а фабрика продолжает прекрасно работать. Типичный неудачник, которому жена должна дать несколько монет, чтобы он мог выпить стакан пива в баре.

Гильермо – человек, смирившийся со своей судьбой. По утрам он уходил в горы, оттуда приносил лесную землянику, грибы, крапиву. И, усаживаясь за кухонный стол, принимался вещать: мол, крапива – вполне съедобное растение, из нее еще и всякие настои можно готовить. Ему требовалось непременно убедить себя, что он добывает еду для своей семьи. Он выходил из дому очень рано, нарядившись, как и положено для похода в горы, взяв рюкзак для сбора фруктов. И приносил много всего, в том числе яблоки – интересно, из какого сада? – и ореховые прутики, из которых потом нарезал палочки, чтобы строить с сыном замок. В другой раз, если погода позволяла, брал удочку и шел ловить рыбу у входа в порт или у скал Хайскибеля. Возвращался мрачный, хмурый, смотрел зло, старался остаться один, и нельзя было сказать ему ни слова поперек – сразу мог вспылить. А когда родилась Айноа, стало еще хуже.

Взяв в первый раз девочку на руки, он произнес:

– Не повезло тебе, детка. Ты родилась в доме бедняков.