Родина

– Ладно, пусть только попробуют меня тронуть. Получат угощеньице, запомни. А если совсем допекут, оставлю их в этом году без пожертвований на праздники. Еще узнают, кто такой Чато. Я куда больше баск, чем все они, вместе взятые. До пяти лет ни слова не говорил по-испански. Отцу моему – царствие ему небесное! – из пулемета разнесло ногу, когда он защищал Страну басков на фронте в Эльгете. Уже в старости он лишь сжимал зубы от боли всякий раз, когда у него случались судороги. “Болит?” – спрашивали мы. “А пошел этот Франко к растакой-то матери!” – отвечал он. Его три года продержали в тюрьме и только чудом не расстреляли.

– И к чему ты мне все это рассказываешь, aita? Думаешь, боевикам не плевать на то, что произошло с твоим отцом?

– А разве они не клянутся, что защищают баскский народ? Так вот, если я не баскский народ, то скажи на милость, где он, этот их баскский народ.

– Aita, ради бога! Ты должен смириться с мыслью, что ЭТА – не знаю, как лучше выразиться, – что ЭТА – уже запущенный механизм.

– Если ты хочешь, чтобы я ни черта не понял, продолжай в том же духе.

– Объясняю: ЭТА должна действовать без остановки. Иначе им нельзя. Они уже давно вступили в фазу слепого автоматизма. Если ЭТА не сеет зло, значит, ее нет, она перестала существовать, не выполняет никакой функции. Такой вот мафиозный способ действия, и он не зависит от воли членов организации. Даже ее главари не способны что-то изменить. Да, разумеется, они принимают решения, но это одна только видимость. Они просто не могут не принимать их, поскольку машину террора, если она уже набрала обороты, остановить нельзя. Теперь ты меня понимаешь?

– Нет.

– Ну, тогда тебе надо всего лишь почитать газеты.

– По-моему, ты зря паникуешь.

– Они хладнокровно расправились с Йойес, которая принадлежала к самой верхушке их шайки. Они даже своих не жалеют, а ты хочешь, чтобы они прониклись сочувствием к тебе, потому что твой отец пятьдесят лет назад сражался в батальоне баскских патриотов? Ну-ну. Меня, если честно, больше всего беспокоит твоя наивность.

– Знаешь, сын, я, конечно, не получил такого образования, как ты. Все, что ты говоришь, для меня – какая-то философия. Да, я не могу понять, как люди, которые твердят о том, что их цель – защита баскского языка, убивают тех, кто на этом языке говорит. Твердят, что желают построить свободную Страну басков, и убивают самих же басков. Совсем другое дело, когда они расправляются с гражданскими гвардейцами или с теми, кто приехал сюда к нам откуда-нибудь со стороны. Я плохо отношусь к таким вещам, но логика террористов придает этим убийствам хоть какой-то смысл.

– Нет у них никакой логики. Сплошное безумие, а может, еще и бизнес.

– В моем случае надо спустить все на тормозах. Пройдет некоторое время, и они обо мне забудут. Сам увидишь. Кое-кто в поселке перестал со мной здороваться? Ну и хрен с ними. Обойдусь как-нибудь! Знаешь, единственное, что меня по-настоящему бесит, это то, что я не могу по воскресеньям ездить на велосипеде. А в остальном – плевать мне на них с высокой колокольни.

Машина Арансасу медленно подъехала к подъезду. Первой вышла Биттори. Хмуро поглядела наверх, увидела мужа с сыном на балконе. И не стала ждать, пока поднимется в квартиру. Прямо с улицы, не заботясь о том, что ее могут услышать из других домов, закричала:

– Я уже знаю, что ты купил квартиру, не спросив меня.

Чато очень тихо Шавьеру:

– Вот кого я по-настоящему боюсь. Характер у твоей матушки не дай боже!

86. У него были другие планы

Лежа в постели, он слушал шум дождя. Серый шелест словно говорил ему: Чато, Чато, просыпайся, вставай и иди помокни. И он, наверное, чтобы оттянуть тот миг, когда придется на себе испытать все прелести нынешней погоды, или из-за блеклого света, который пробивался сквозь шторы и дурманил его ленью, наливая веки свинцовой тяжестью, или потому, что была отменена встреча с клиентом из Беасайна и в конторе ему после обеда делать было особенно нечего, но Чато протянул сиесту дольше обычного. Что это значило? Что он проспал целый час без сновидений и тревог, хотя обычно ему было достаточно двадцати – тридцати минут.

Чато сидел на краю кровати, и его одолевало желание закурить – но нет. С этим покончено, хотя соблазн время от времени появлялся. Сто четырнадцать дней назад он выкурил последнюю сигарету. Дни он считал, и это давало повод с каждым новым днем все больше гордиться собой. Среди его родичей было несколько случаев рака легких и рака желудка. Среди родни Биттори тоже. И в поселке тоже. И он не хотел для себя такой судьбы. У него были другие планы.