Родина

Всю свою жизнь Чато любил ходить на работу пешком, даже в дождь. В целом дорога занимала у него не больше четверти часа. На велосипеде и того меньше. Но начиная с воскресенья, когда появилась первая надпись на стене, он передвигался только на своем стареньком “рено-21”. Как сам объяснял: чтобы никого не вынуждать отводить глаза или поспешно перебегать на другую сторону улицы. По субботам после обеда – что было делом для него совершенно новым – он сопровождал Биттори в Сан-Себастьян. Они ходили к мессе, потом полдничали в том же кафе на проспекте Свободы, куда прежде Биттори частенько наведывалась с Мирен, когда они еще были подругами. И выяснилось, что некоторые знакомые, которые перестали здороваться с ними в поселке, здесь от этого не уклонялись и даже останавливались на минутку перекинуться с Чато и его женой парой слов: хороший выдался денек, а?

Чато не забывал про меры предосторожности. Уж дураком-то он не был. Во-первых, никогда не парковал машину на улице.

Биттори:

– Не вздумай!

У него имелся собственный гараж. И все равно он каждый раз наклонялся и заглядывал под машину, прежде чем сесть за руль. Позднее ему пришло в голову огораживать “рено” деревянными щитами, связывая их между собой веревками: если кто-нибудь и проникнет в гараж, что трудно, и сдвинет щиты с места хотя бы на считанные миллиметры, хозяин сразу это заметит. У себя на фирме Чато застолбил за собой место на площадке для грузовиков, за которым мог наблюдать из окна.

У гаража было только одно неудобство. Он находился за углом, в соседнем доме. И надо было пройти шагов сорок – пятьдесят от гаража до подъезда. На этом коротком отрезке его и убили в тот дождливый день; но, как говорила ему Биттори, усевшись на край могильной плиты:

– Да, убили они тебя там, но запросто могли убить где угодно. Потому что эти, если уж наметят кого в жертву, не уймутся, пока не подловят.

Поначалу он замазывал большой кистью надписи, которые появлялись на воротах его гаража, – специально купил банку белой краски, но это не помогло. На следующий день надпись снова там красовалась. “Чато – фашист, угнетатель, ЭТА – убей его”. И все в том же духе. Он перестал обращать на надписи внимание. А еще на его дверь справляли нужду, и дверь сильно воняла мочой.

Как-то раз он прочел в газете, что самая легкая добыча для террористов – люди с устоявшимися привычками. Легкая добыча. И в течение нескольких месяцев он не выходил из дому в одно и то же время два дня подряд. Кроме того, менял маршрут. Возвращался домой обедать в час или в половине второго, иногда обедал в конторе тем, что приготовила ему с собой Биттори. Вечером заканчивал работу в девять – половине десятого, а то и в десять, как получалось. Такой нечеткий распорядок дня выводил Чато из себя, ведь он любил хвалиться, что все у него расписано по минутам и по нему самому можно часы проверять. Но потом он отправил дочку подальше от поселка, в Сарагосу, и тогда же негодяи, старавшиеся сделать ему жизнь невыносимой, почему-то вдруг ослабили нажим, а Чато вернулся к всегдашним своим привычкам, и только когда ЭТА кого-то убивала и Биттори начинала зудеть над ухом, он опять на какое-то время ужесточал меры безопасности.

А еще он частенько делал следующее: отодвигал чуть-чуть жалюзи на кухонном окне или штору на балконной двери, чтобы незаметно изучить улицу. Бросал наружу внимательный взгляд, но старался, чтобы Биттори этого не заметила. Потому что она сердилась. На что именно? Ей казалось, будто своими пальцами он пачкает ей штору и жалюзи.

Годы спустя на кладбище:

– Эти люди ведь не торчали перед нашим подъездом. Разве тебе не приходило в голову, что следить за тобой мог и кто-то из соседей – кто-то тоже отодвигал штору у себя в квартире, чтобы запомнить, когда ты уходишь из дому и когда возвращаешься, а потом передавал сведения террористам? Небось такая же свинья, как и ты, тоже не мыл руки, прежде чем сесть за стол. Вернее, ни до того, ни после. И разумеется, это кто-то из знакомых и, если уж говорить начистоту, кто-то из тех, кому мы оказали какую-нибудь услугу.

45. Забастовка