Родина

Неожиданность: дверь ему открыла женщина, которая так не понравилась Биттори. Жена говорила, что та всего лишь простая (произнося раздельно: про-ста-я) санитарка. Упоминая профессию подруги/приятельницы/любовницы своего сына, мать морщила нос и чуть приподнимала уголки губ:

– Врачам – врачихи, санитарам – санитарки.

И тотчас начинала перечислять все, что ее не устраивало: одевается безвкусно, много болтает, злоупотребляет духами. Биттори с трудом скрывала неприязнь, которую с первой же минуты почувствовала к Арансасу. И эта неприязнь переросла едва ли не в ненависть, когда она узнала, что та разведена и к тому же старше Шавьера.

– Неужели нашему сосунку понадобилась вторая мамаша? Неужели сам не видит, что эта проныра позарилась на его положение и зарплату?

Чато не обращал на ее выпады никакого внимания. Раз сын выбрал именно эту женщину, значит, такая ему и нужна.

Но он не ожидал встретить Арансасу в квартире Шавьера.

– Я не помешал?

– Что вы, что вы. Проходите.

Он спросил, дома ли Шавьер. Да, он принимает душ, сейчас выйдет. Сама Арансасу была едва одета и разгуливала по дому босиком. Они что, уже и живут вместе? Впрочем, самому Чато не было до этого никакого дела. Его теория: пусть дети будут счастливы, остальное – пустяки.

На что Биттори:

– Да, конечно, ты хочешь, чтобы они были счастливы – и оставили тебя в покое.

– А если и так, то что?

Послышался шум фена. У Арансасу ногти на ногах были покрашены темно-красным лаком. На стене висела картина – залив в Сан-Себастьяне, – подписанная неким Авалосом. Сколько раз Шавьер советовал отцу вкладывать деньги в произведения искусства. Но я ведь ничего в этом не понимаю, сынок.

Чато поинтересовался, не присоединилась ли ко всеобщей забастовке их больница.

– К забастовке? Насколько я знаю, нет. – И когда Шавьер в белом банном халате вошел в комнату, обратилась к нему: – А ты что-нибудь слышал про забастовку?

– Нет.

– У твоего отца сегодня люди не вышли на работу.

Чато кивнул. Отец с сыном обнялись. От Шавьера пахло одеколоном. Он не преминул пошутить:

– Сегодня после обеда я должен оперировать. Остается надеяться ради блага пациента, что пикетчики не ворвутся в операционную и не помешают нам.

Но отца его шутка не рассмешила. Наоборот, он нахмурился, посмотрел строго и не сказал ни слова.

– Да что случилось, aita?

– Ничего.

Арансасу – сработала женская интуиция – тотчас заявила, что уходит, решив дать им поговорить наедине. Пусть только потерпят ее присутствие еще пять минут – на то, чтобы одеться, больше ей не понадобится. У Шавьера с губ сорвалось дурацкое “но” и повисло как нитка слюны:

– Но…

Чато попросил/предложил сыну пойти посидеть в баре на углу, там он Шавьера и подождет. Тот возразил: в баре они будут на виду, слишком много посторонних ушей, и, кроме того, ничего спиртного он сейчас пить не хотел бы. Так что они решили просто побродить по улицам, по тем и по этим. В поисках деревьев и тишины дошли до бульвара Дерева Герники. И все говорили и говорили, прошли весь бульвар до моста Марии Кристины и повернули назад.

– Будет лучше, если мать не узнает, что я приезжал к тебе. Имей в виду, самое главное ей известно. А вот какие-то детали я предпочитаю держать при себе. Не хочу, чтобы она волновалась из-за проблем, которые, возможно, удастся решить, поэтому я и хотел поговорить с тобой наедине. Ты человек с мозгами. Наверняка посоветуешь мне что-нибудь разумное.

– Конечно. Так в чем проблема?

– В поселке у меня все стало хуже некуда.

– Неужели опять пишут на стенах?

– Нет, в последнее время это прекратилось. Видно, до них дошло: я не из тех предпринимателей, что сидят на миллионах, как им поначалу казалось. А может, недавняя попытка переговоров с моей стороны утихомирила эту шваль.

– Каких переговоров? Ты мне ничего не рассказывал.

– А ты хочешь, чтобы я напечатал об этом в газетах? Я нашел канал и попросил о встрече во Франции. Мысль у меня была такая: я объясню им свое материальное положение и попрошу отсрочки. Или пусть позволят платить частями. Я слышал от других, что дела разрешаются и таким тоже образом – эти козлы порой могут и навстречу пойти, если ты в принципе готов платить.

– Раньше ты был против любых переговоров.

– Я и сейчас не то чтобы за, но они нас довели до ручки. А что мне остается делать, дожидаться, пока они меня похитят?

– Хорошо, и что тебе там сказали?