Родина против бесов

Партия "Родина", которая сегодня практически доминирует во фракции и представляет по сути дела блок в общественном мнении, заняв это место своевольно, должна сформулировать, наверное, какие-то компромиссные решения, которые бы всех устроили. С моей точки зрения, такие решения были сформулированы в ходе рабочей группы, которая проработала достаточно долго, и предложила вполне конкретный план создания единой структуры. Если бы "Народная воля" этот план одобрила, я вас уверяю, что моя организация "За достойную жизнь" тоже бы к этому присоединилась.

Но мы не являемся партнерами по переговорам, то есть ни меня, ни моей организации в переговорах нет. Переговоры велись между блокообразующими партиями, из которых одна, так сказать, лопнула по сути дела – СЕПР. Осталось две партии, и от того, как они договорятся, во многом зависит дальнейшая ситуация.

Испытав острое чувство омерзения, я с первых же фраз понял, как Глазьева рад новому предательству в «Родине». Слушать в очередной раз то, что Глазьев тиражировал во всех своих выступлениях, я не мог. При этом оказалось, что я могу взять ту же командирскую ноту, что и генерал Варенников. Зычное «Вранье!» еще долго гудело в зале заседаний после моего ухода.

Штампованное вранье сводило к нулю все верное, что говорил Глазьев – и по законодательным инициативам, и по организации работы фракции, и по общей политической стратегии. В моих глазах Глазьев потерял право на правду. Правда так может быть только опорочена, но не проповедана. Точно так же, но только более находчиво, ее порочит Жириновский. Народу, может быть, и нравится, а мне от такой «подачи» «правды» тошно. Это не правда, а бесовщина, прикинувшаяся правдой.

Борьба с изменой, с внутренними бесами для «Родины» было тяжким повседневным делом. Оно не могло завершиться до тех пор, пока в самом народе измена не перестанет быть обычаем, пока изменников не начнут чураться и обходить стороной как зачумленных. Пока это не так, «Родина» вынуждена была нянчиться с теми, кто в глазах публики выглядит честным, чистым… Поэтому Глазьев смог, вопреки своим речам, вновь прилепиться к Рогозину и даже выступать с ним на одних митингах. Отовсюду неслось: вы должны быть вместе! Глазьевские сторонники в невнятном движении «За достойную жизнь», прикидывались ручными и шипели в адрес «Родины», ожидая возможности вцепиться в нее своими ядовитыми зубами – после вожделенных «компромиссных решений», о которых Глазьев мечтал как о капитуляции Рогозина.

Я все время искал причин, чтобы перелистнуть страницу этого сюжета, оставив конфликт в прошлом. Но Глазьев каждый раз опровергал мои предложения о том, что он извлек уроки из своего опыта. Осенью 2004 он атаковал «Родину» в регионах, в 2005 пытался использовать раскол, организованный Бабуриным, с целью вернуться к руководству фракцией. Только к концу 2005 мне показалось, что он наконец-то пошел на мировую с Рогозиным.

Когда мы провожали старый год за немноголюдным праздничным столом (часть фракции предпочла осторожно дистанцироваться от нас после снятия с московских выборов), я привез свою только что вышедшую из печати книжку «Родина ждет. Сражайся!». И стал дарить ее соратникам по фракции. Рогозин настоял, чтобы я каждому сделал памятную надпись. На книжке, подаренной Глазьеву, я написал: «В знак примирения». Увы, реального примирения так и не произошло.

Глазьев просто потерял себя в политике. Именно поэтому он не раз декларировал, что уйдет в науку. В декабре 2007 года, состоялось своеобразное прощание, когда Сергей Юрьевич представил в Думе свою книгу «Я просто выполнял свой долг». Из фракции на презентацию практически никто не пришел, журналистов мероприятие не привлекло, а сам Глазьев был печален и, казалось, торопился уйти. Я спросил его о продолжении проекта «Родина». Глазьев ответил, что власть взяла все наши разработки, и нам уже ничего не остается, как только следить за их реализацией. Я не согласился. Ведь кроме некоторых экономических деталей, власть с нами не имела ничего общего. Представителям «верхов» можно было бы говорить снова и снова: «Вы, дядечки, разбойники и самозванцы».

Потом я прочитал книгу Глазьева и убедился, что «Я» в ее названии не случайно. Книга эта исключительно о заслугах автора. Глазьев так и не понял, что даже очень большой взнос в общее дело требует говорить «мы». Для него «Родина» не стала общим делом. Поэтому в книге значилось: «Как отмечалось мною в программных документах…», «как лидер избирательного блока» и т.д.

Нет, Глазьев уже не собирался воевать в политике. Он ушел тихо, через полгода дождался академического звания, успокоившись окончательно. Политический капитал был размещен в почетном звании, присвоенном за многолетнюю экономическую публицистику.