Родина, вертолёт и ржавая скамейка

Глава 3

Двухэтажное здание местного отдела полиции было обшито новым сайдингом, подобранным под цвета российского флага. Внутри пахло плесенью и масляной краской. Пустой узкий коридор с репродукциями картин на стенах напоминал дешёвую гостиницу.

Наверняка здесь были кабинеты и посимпатичнее, но меня завели в мрачную комнату с серыми цементными стенами. В ней уже были люди.

Два человека в штатском стояли у стола, а на единственном стуле сидел молодой парень в чёрной рубашке. Свой пиджак он повесил на спинку этого стула, видимо, чтобы продемонстрировать мне пистолет, ручка которого торчала из кобуры болтавшейся подмышкой.

Когда сопровождавший меня лейтенант ушёл, людей в форме не осталось. Вместе с ним ушло понимание, что я нахожусь в государственном учреждении.

Молодой парень за столом катал желваки на скулах, щурил глаза, пренебрежительно цокал языком, со свистом втягивая воздух между зубами.

Наверное, он хотел быть похожим то ли бандита из 90-х, то ли на крутого опера из телесериала. Но светлые кучерявые волосы на большой голове и узкие костлявые плечи сводили на нет все его усилия: к его внешности больше подходили гармонь и цветочек за ухом.

Я подумал, что он местный, из посёлка. Скорее всего, в полицию пошёл потому, что другой работы, где можно было бы демонстрировать своё превосходство, поблизости не было, а уезжать в большой город ему было страшно.

Это только в сказках из гадких утят и золушек получаются красивые гордые лебеди и любящие жены. Детские комплексы вытравить невозможно. Такие люди с детства завидуют всем. Трезвенникам, потому что трезвенники. Алкоголикам, потому что алкоголики. Богатым, потому что те богаты. Нищим, потому что нищим уже нечего терять. Одних зависть заставляет оторвать жопу от дивана, сделать что-то толковое, доказать другим и себе, что они чего-то стоят. А других зависть съедает изнутри, превращая в злобных неудачников. Молодой опер, сидевший напротив меня, был явно из вторых.

Присутствующие в кабинете даже не посмотрели в мою сторону, делая вид, что внимательно изучают какие-то бумаги на столе. Помолчав «по Станиславскому» минут пять, кучерявый всё-таки оторвался от своих дел и, оценивающе посмотрев на меня, спросил:

— Москвич?

Несмотря на очень активную молодость, с полицией-милицией я никогда не сталкивался. Поэтому, естественно, растерялся. Одно дело — кино, там ты зритель, а другое — здесь…

— Да. Сейчас я живу в Москве.

— Паспорт давайте, — он протянул руку, подмигнув одному из присутствующих.

— У меня его с собой нет. Он дома.

Неожиданно для себя я почему-то сразу начал волноваться и оправдываться.

— Как так? Ну, значит, уже есть повод вас задержать до выяснения.

— А водительские права? Или какой-то другой документ при себе есть? Удостоверение с работы? — сурово спросил крупный мужчина с красным лицом, дыхнув на меня кислым перегаром.

— Я безработный, — ответил я виновато.

— То есть тунеядец. А живешь на что? — перешёл на «ты» белобрысый.

— Я художник. Картины пишу. Интерьеры оформляю.

— Интеллигент, значит. Художник. Налоги наверняка не платишь.

— Ребят, а вы вообще кто? Вы бы представились…

То ли мой вопрос так подействовал, то ли так было положено по их сценарию, но узкоплечий парень вскочил из-за стола и подлетел ко мне. Двое других схватили меня за руки, хотя делать я, естественно, ничего не собирался.

— Сейчас поедем в наш лесок и там мы тебе представимся. Заодно и объясним, что к чему, — прошипел он, глядя на меня выпученными бесцветными глазами, — а не поймешь — там тебя и прикопаем.

Всё это стало похоже на какой-то дурацкий спектакль, а этот опер в чёрной рубашке — на парня с ножом из электрички. Вот только не было тётки с молотком. Она бы быстро поставила их на место.

— Ты у нас чего, такой непонятливый? Под дурочка косишь? Ты за что человека убил?

— Чего? — опешил я.

В этот момент мужики за моей спиной крутанули мне обе руки вверх, и я сначала согнулся так, что спина чуть не треснула, а потом, скорчившись от боли, не удержался и упал на колени.

— Поднимите его, — скомандовал кучерявый, — а то сдохнет раньше времени. Посмотрим, может поумнел.

Меня подняли с пола, толкнули к столу, а здоровый мужик с красной рожей зачем-то ударил меня кулаком по затылку. Молодой опер не стал садиться, а встал передо мной, осмотрел мою одежду и, изобразив на лице пренебрежительную улыбку, спросил:

— Деньги-то у тебя есть? Давать лучше сейчас и мне. Потом всё равно придётся давать, но гораздо больше. У следователей и прокурорских запросы посерьёзнее.

— Вы мне объясните, что происходит. В чём вы меня обвиняете? О каких деньгах вы говорите?

— Не поумнел, — парень развел руки в стороны и кивнул двум другим.

Кто-то из них сильно ударил меня в спину под рёбра и я, опять упав на колени, попытался поймать воздух, который вдруг куда-то исчез. Они посчитали, что этого для меня недостаточно, и каждый несколько раз ударил меня ногой по животу.

В этот момент в запертую дверь кто-то властно постучал. Меня спешно подняли на ноги, и кучерявый, накинув пиджак, открыл дверь.