Родина – за нами!

Курсанты молчали и смотрели в конспекты. Майор славился крутым нравом и крутыми знаниями, за что майора ценили и никак не отправляли на фронт, куда тот просился каждый квартал, выпуская новых курсантов.

— Итак, товарищи курсанты, записываем. Панцер-шрайтер модели пять-бис[24].

Степа, старательно выводя название, косился в окошко, где виднелся горб кабины чертовой машинерии.

— Как данный вид боевой техники обзывают в войсках?

— Саранча! — почти крикнул Алапаев, страстно не желавший начищать траки.

— Молодец, Алапаев. Слушаем внимательно, товарищи бронебойщики. Запоминаем, записываем и не боимся применять данные впоследствии. Эти машины вам встретятся не часто, но знать их слабые и сильные стороны просто необходимо. Тем более, почему?

Взвод молчал недолго:

— Потому что нас ждет полный разгром врага, выход к границе Союза Советских Социалистических Республик и битва на германской земле, когда фашистам придется использовать все имеющиеся силы! Наше дело правое, Победа будет за нами!

Бабушка Степана ходила в церковь. В небольшую, стоявшую на окраине городка. Служил там бывший подводник, комиссованный из-за отсутствия обеих ног. Скрипя протезами, очень скромно одетый в аккуратно заштопанную черную хламиду, поп регулярно ходил по Степкиной улице. А бабушка, никого не заставляя, вечерами читала молитвы, наизусть.

Вот как ту самую вечернюю молитву, так и эти слова курсанты запоминали первые три дня. Старшина Апарович, левой стороной лица напоминающий потекший сыр, опершись левой рукой-культяпкой на тумбочку дневального, не распускал спать, пока слова не звучали как надо: едино, сильно и яростно.

— Молодцы! — майор пригладил усы большим пальцем левой руки. У него не хватало мизинца и безымянного, но садясь за рычаги — майор цеплял хитрый протез, сделанный в мастерских Военно-медицинского института и разгонял стальные махины как никто другой.

— Молодцы, — повторил майор, — а теперь записываем точки попадания, после которых «саранча» горит как миленькая. Их у них есть, как говорится. И мы их, гребаных сук, знаем давно!

«Шагуны», «бегуны», «волки»… К концу курсов Степа знал о шагающей технике все. От открытия в сорок восьмом, сделанного инженерами Порше, сумевшим склепать специальную шагающую платформу, используемую горными егерями для подвоза боеприпасов на перевалах и до «саранчи», ставшей проклятием партизан на Кавказе совсем недавно. Знал, куда попадать, знал, как жечь, знал все полностью.

Степана отправили на Северный фронт, где машины красили в бело-голубое и серое. Первым боем стала стычка с финнами у Петрозаводска, отбитого совсем недавно и бывшего опорной точкой перед рывком на Ленинград, одновременно с наступлением в Поволжье.

Степан Наумов погиб в своем первом бою. Сжег два стареньких четвертых «панцера», регулярно отправляемых немцами финскому щютцкору и пропустил выстрел сбоку. Его номер, Микола Галайда, из казахских украинцев, тогда уже ничего не видел, получив попадание в голову. Вместе с похоронкой родителям Степы передали орден Красного знамени.

Глава пятнадцатая

'Страх — это защитная функция организма. Это сигнал об опасности.

Солдат, не испытывающий страха, в разведку не годен.

Страх — драгоценность, если боец умеет владеть ею'

('Подготовка личного состава войсковых РДГ,

Согласно требований БУ-49',

изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)

Снег чуть хрустел под полозьями лыж. Снова: шаг-шаг-шаг, раз-два, раз-два, вперёд и вперёд. Группа шла как обычно, не сворачивая в сторону от одинокой, еле заметной лыжни. Вереница людей в белом, тихо и быстро бежала вперёд через редкий пролесок.

В высоком чёрном небе ярко смотрели вниз странно большие для этих краёв звёзды. Луна, уже начавшая урезаться, светила как могла ярче. Куминов злился, понимая, что попадись навстречу небольшая группа немецких поисковиков, и всё, пиши-пропало. Погода подкидывала «волкодавам» противника хороший сюрприз, выступая против разведчиков. Спасал лесок, укрывший группу. Между его, пусть и редких, стволов можно было спрятаться и двигаться относительно безопасно. Хотя движение группы капитану тоже не нравилось.

После ночи на заимке что-то внутри группы разладилось. Отработанный механизм коллектива начал барахлить. Понятно — раненый Джанкоев выжимал из себя лишние усилия, но не оставлять же его было? Нервничал обычно невозмутимый Эйхвальд, которого сильнее остальных задело случившееся. Злился по непонятной причине Хрусталёв и Куминов решил не отпускать того вперёд. Плохо всё это плохо.

Разведывательно-диверсионная группа — единый и сплочённый коллектив. Таковым он должен быть всегда. На задании так особенно.