Родить легко

Но неожиданная приветливость закончилась на уровне главврача. Проект «Домашние роды в роддоме» в то время там ещё не особо процветал: какие-то отдельные контракты заключались, но довольно вяло и бессистемно. Сотрудники роддома в основном продолжали относиться к индивидуальным акушеркам с оскорбительным пренебрежением – особенно, конечно, местные акушерки, в стену откровенной недоброжелательности которых я привычно и воткнулась.

Оказавшись наконец в палате, сразу стали набирать ванну: девочке очень хотелось в воду, наступил самый активный период. Но наполненная всего на треть ванна дала течь – лилось непонятно откуда, вода медленно растекалась по всей палате.

На роды нам выдали семь обычных пелёнок и три стерильных, в упаковке. Мы с доктором сначала кидали простые, чтобы не поскользнуться на мокром полу. Когда закончились, перешли на стерильные. Потом пошли в ход впитывающие, которые принесла с собой роженица, но и их хватило ненадолго. Не разгибаясь, мы снова и снова вытирали пол.

Думала: как, интересно, называется эта профессия, кто я сейчас – уборщица-психолог-медик? И ещё успевала с девочкой о чём-то говорить… От женщины, которая скоро родит, лучше надолго не отходить. Роды не первые, в любой момент всё могло продвинуться неожиданно стремительно.

Доктор отправила меня к местным акушеркам. Прихожу:

– Девочки, пожалуйста, дайте нам ещё пелёнок. Мы вот-вот родим, ванна течёт, нужно быстро!

На меня устало перевели равнодушно-презрительный взгляд:

– Вам всё дали, куда дели? Мы не обязаны выдавать больше трёх…

Еле вырвала у них несколько пелёнок и попросила прислать санитарку – нам с доктором нужно роды принимать, а не подтирать полы!

Санитарка пришла с таким лицом, будто мы вломились рожать в её собственную квартиру, и демонстративно раздражённо вытирала пол, всем свои видом показывая, что воду мы налили специально. Обстановка царила карикатурная – роженица в полузабытьи шепчет: «Господи, девочка моя, как я счастлива!» – и плачет от радости, а вокруг бродит злобная тётка, с ненавистью во взгляде шаркая шваброй…

К счастью, родили мы замечательно. Собираясь уходить, опять столкнулась в коридоре с главврачом, весело спросившей:

– Мишукова, а что это ты так редко к нам приезжаешь?

Не смогла удержаться:

– Да знаете, как-то грубо общаются ваши акушерки и санитарки! – и в деталях изложила ситуацию.

Главврач, слушая меня, медленно закипала, а потом, раскрасневшись, взорвалась: «Всех сюда!» – в своём монаршем гневе смахивая на царицу, которая завтра помилует немногих чудом уцелевших бояр, сегодня же день массовой казни.

Все дежурившие в тот день акушерки и санитарки выстроились в коридоре, глядя испуганными глазами на главврача и страшными – на меня. Главврач впала в натуральное бешенство: «Почему не даёте пелёнок? Она привозит нам контракты!» А от получавших взбучку веяло в мою сторону такой физически ощутимой ненавистью, что стало отчётливо понятно – лучше мне сюда больше не приезжать, разорвут в каком-нибудь тёмном углу. И съедят.

На суровый, но вполне справедливый вопрос главврача «Почему у нас протекает ванна?!» одна акушерка робко ответила: «Так протекает, только если туда садиться! А когда там никого нет, она и не течёт». Выглядело бы забавным анекдотом, не будь такой отвратительной, такой нашей реальностью…

А ещё через четыре года, на очередной конференции Мишеля Одена, грозная властительница 47-го, вошедшего за это время в тройку лучших роддомов Москвы, предложила мне организовать в специально выделенном крыле «оденовские» палаты домашних родов с предложением в перспективе возглавить новое направление.

Но это уже совсем другая история.

Глава 79 Про интим между жизнью и смертью

Образ повитухи в славянской культуре издревле был безусловно почитаемым. Считавшегося божьим человека, который присутствовал при мистическом, сакральном событии, где-то на границе между жизнью и смертью, беспрекословно уважали. Баба-повитуха являлась абсолютно неприкасаемой, словно некая священная корова…

В начале профессиональной жизни я узнала об акушерском празднике, который называется «Бабьи каши». На него собираются акушерки и роженицы с детьми, все обмениваются воспоминаниями, благодарностями и теплом. Женщина всегда помнит свою акушерку. Зачастую после родов мы становимся как родственники.

Каких-либо деталей своих первых родов я почти не запомнила – влетела в роддом за десять минут до появления ребёнка. Кроме одного момента (с огромным теплом и благодарностью) – как на последних схватках, на том самом «огненном кольце», акушерка будто нарисовала ласковыми пальцами на моём животе невидимые цветочки, сказав очень спокойно, как о чём-то очевидном: «Сейчас родишь…»

Многое стёрлось из памяти. Но эта фраза и лёгкие руки на животе навсегда остались во мне точкой опоры и покоя.