Родить легко

Другая акушерка, проведя некоторое время схваток дома с девочкой, отбыла, обрисовав коллеге ситуацию с раскрытием (а ведение родов с рубцом включает важное правило – постоянный мониторинг, даже уходить в туалет или чаю попить нежелательно, так как ситуация в любой момент может измениться). Потом приехала коллега и повезла роженицу, просидевшую со схватками у себя в квартире довольно долго, в роддом.

То ли из-за усталости, то ли из-за невнимательности коллега по прибытии в палату не записала КТГ и положила рожающую с рубцом на матке в горячую ванну. Рубец разорвался. Ребёнок погиб. Доктор Рубашкина, намеревавшаяся госпитализировать женщину ещё за полторы недели до случившегося, даже не успела доехать до роддома.

Тогда полагалось госпитализировать всех беременных с рубцом на матке в сорок недель и наблюдать уже в стационаре. Но женщина написала отказ, и добрая, мягкая доктор Рубашкина не стала настаивать. В сорок одну неделю отказ повторился. А на сорок второй неделе, когда начались схватки, и случилось всё это категорически странное для ситуации с рубцом после кесарева сидение дома в ожидании коллеги – без КТГ и постоянного наблюдения, – с таким вот трагичным финалом…

Страховая компания (через которую оформлялись контрактные роды), вынужденная выплатить родителям погибшего ребёнка два миллиона рублей – по тем временам гораздо более солидную, нежели сейчас, сумму, – предъявила капитальные претензии руководству роддома. А те в свою очередь по полной программе проехались по доктору Рубашкиной. Она ходила по судам, её обвиняли в халатности и непрофессионализме. Упрекали, что недостаточно давила на женщину, чтобы та согласилась на госпитализацию, не запугивала и не стращала возможными рисками.

Но доктор Рубашкина в принципе не умела давить и запугивать! За что и пользовалась всеобщей в естественном акушерстве любовью и уважением. А руководство роддома объявило её детоубийцей… Акушерку навсегда отстранили от работы в роддоме, доктору на полгода запретили брать контракты.

Среди тех тринадцати договоров на сопровождение, что свалились на меня после отстранения и другой акушерки «Золотого младенца», был и контракт одной глубоко православной девушки. Первые её роды – видимо, не очень благополучные – прошли дома и произвели настолько тяжёлое впечатление на мужа, что он наотрез отказался дать согласие на вторые домашние. В представлении же православной девушки рожать в роддоме являлось огромным и крайне нежелательным компромиссом. Она из тех людей, для которых домашние роды – как уход от системы в духовную чистоту, единение со своим телом, со своим богом, с будущим ребёнком.

Не решаясь согласно библейским заветам ослушаться мужа, православная девушка выбрала такой вариант: в роддоме у неё будет такая же воцерковленная акушерка, много времени посвящавшая жизни прихода и поездкам по святым местам. И доктор Рубашкина роженицу вполне устраивала.

Но после событий с разорвавшимся рубцом ситуация резко изменилась – причём буквально за несколько дней до родов. Место Рубашкиной занял чернобородый, насквозь прокуренный доктор грузинских кровей, а благообразную акушерку в широкой юбке в пол и покрывающем длинные волосы скромном платочке заменила коротко стриженая женщина с мальчишеской фигурой, хоть убей не тянувшая на образ благостной повитухи.

Православная беременная погрузилась в горестное отчаяние. Когда мы знакомились, я произносила какие-то приятные слова, что нам нужно хорошо родить, просила не плакать. А та, глядя на меня, буквально заливалась слезами. Я пыталась как-то её утешить, что-то говорила. Девушка вроде бы немного успокаивалась, но стоило ей только утереть глаза и вновь увидеть такое несоответствие её представлениям о правильной акушерке, как она опять принималась рыдать. Я понимала: какой бы я ни была хорошей – ну вот не нравлюсь, и всё тут. А уж какие чувства испытывала печальная беременная к весёлому грузинскому доктору с его валящим с ног застарелым табачным амбре и не менее сногсшибательным чёрным юмором, даже представить себе боялась.