Родька

Васька сидел как каменный, и по щекам у него катились слезы.

— Ну-ка подвинься.

Вдруг ко мне пересела Светка.

— Что ж ты сидишь? — сказала она. — Это же безобразие! Сделай что-нибудь!

Сделать? Мне и самому хотелось что-нибудь сделать. Но я не знал что. А впрочем, какая разница! Что угодно, лишь бы кончилась эта история.

— Сейчас, сейчас. Погоди!

Я быстро снял правый ботинок, взял его в руку и через весь класс пошел к доске.

— Ты что? В чем дело?

— Где? — сказал я.

— Что «где»? Ну-ка выйди из класса. Быстро!

— Почему выйти? Мне показалось, что вы велели. Разве нет?

Я быстро подошел к столу. Очкастый вскочил как ужаленный.

— Выйди из класса! Выйди вон! — закричал он визгливо.

— А почему? Я ведь…

Но тут как раз раздался звонок, и очкастый сам вылетел за дверь.

Это был последний урок.

— А! Пропадать так пропадать!

Проходя по коридору, я не спеша снял со щита карикатуру, положил ее в портфель и не торопясь пошел домой.

— Завтра прямо после школы можешь идти на завод, — сказал папа. — Я предупредил вахтера. Ты доволен?

— Еще бы!

— У тебя какие-нибудь неприятности?

— Нет, все нормально. Здравствуйте, Саша. Что-то вы давно к нам не приходили.

— Работаю много, — сказала Саша. — А как ты? Как поживает твоя машина?

— Какая машина?

— Я рассказал ей про твою кибернетическую машину, — сказал папа. — Ей понравилось.

— Да, очень интересно, — сказала Саша, — мы тут как раз затеяли диспут на сходную тему, если хочешь, можешь принять участие.

— К сожалению, ему некогда, — сказал Костя.

— Почему это мне некогда?

— Потому, что ты не перевел еще ни страницы.

— На десять минут работы!

— Ну вот и хорошо. Иди сделай, потом придешь.

Переводить не хотелось.

Наверное, после болезни я еще не совсем окреп. А может, просто осенний вечер располагает ко сну. Какая-то вдруг скучная, дурманящая усталость навалилась на меня. Я пошел на кухню, расставил раскладушку, лег прямо не раздеваясь и заснул.

Проснулся я уже поздно ночью. За дверью слышались голоса. Разговаривали папа и Костя. Саши не было.

— Значит, ты не хочешь? — говорил папа.

— Как будто дело во мне, — говорил Костя. — Она, между прочим, к этому не очень стремится. Ты думаешь, она здесь бывает из-за меня?

— А из-за кого?

— Из-за тебя, из-за Родьки. С Родькой ей интересней разговаривать, чем со мной.

— Ну что ж, это не так плохо, — сказал папа. — Если человек умеет найти общий язык и со старым и с малым, это значит, что он многого стоит. В некоторых отношениях тебе, конечно, нужно до нее тянуться.

— Это еще вопрос, — проворчал Костя, — кто до кого должен тянуться. Тебе, наверное, кажется, что ты идеал человека, а я, между прочим, совсем не хочу быть таким, как ты. Вот скажи мне, пожалуйста, что тебя держит в этой дыре? Разве по своим возможностям ты ниже тех бездарностей, которые заполнили Москву?

— Тебе хочется жить в Москве?

— Да, мне хочется жить в Москве. Саша в чем-то выше меня. Допустим. Но это не потому, что она такая богатая натура, а потому, что она жила и училась в Ленинграде.

— Только это?

— Я думаю, что и этого достаточно. Тебе вот кажется, что ты идеальный отец. А на самом деле ты эгоист. Ты думаешь только о себе. Это же чудовищно! Допустим, тебе нравится Благовещенск. Но при чем тут мы с Родькой? Почему мы свои лучшие годы должны проводить, не видя ничего.

— Почему ты говоришь «мы»? — сказал папа. — Вполне возможно, что Родя не разделяет твоих взглядов.

Костя засмеялся.

— Конечно, — сказал он, — конечно! Ты хочешь, чтобы он научился хвастаться своими неудачами, как ты. Родьке хочется того же, что и мне, даю голову на отсечение.

— Сволочь ты, Костя, — сказал я, выходя из кухни. — Какое ты имеешь право за меня расписываться?

— Что такое? В чем дело? — Папа вдруг разозлился. — Подслушивать — это подло, — сказал он. — Понимаешь ты, подло! Сейчас же марш спать!

Никогда он так не разговаривал со мной. Глаза у него были злые и в то же время какие-то очень грустные.

Не спеша я постелил постель, разделся и лег.

С минуту еще за дверью слышались голоса, а потом папа сказал:

— Ну ладно. Так просто словами эти вещи не решаются. Поживем — увидим. Спокойной ночи!

— Спокойной ночи.

Шаги, хлопнула Костина дверь, заскрипел папин диван, и все смолкло.

В школе, у раздевалки, я увидел Светку Мокрину.

— Наконец-то пришел, — сказала она, — иди сейчас прямо к директору, он тебя вызывает. Боишься?

Я пожал плечами.

— Не бойся, — сказала она, — весь класс будет за тебя, вот посмотришь. Пойдем, пойдем! Гришенька не любит, когда опаздывают. В общих чертах он уже все знает, мы к нему ходили.

Она проводила меня до двери директорского кабинета и сама постучалась.

— Ну, ни пуха тебе, ни пера.

— Войди, Муромцев, — послышался голос Гришеньки.

Честно говоря, мне было все равно, что произойдет. Странный ночной разговор между папой и Костей не выходил у меня из головы.

С первой же секунды Гришенька стал на меня кричать и бегать по кабинету. Я не очень вникал в то, что он говорил, и понял, в сущности, только последнюю фразу.

— Все! Довольно! Нам не нужны такие ученики. С сегодняшнего дня ты не учишься в нашей школе. Понятно?