Родная окраина

Утопший в просторном кресле низенький, толстенький, свежевыбритый от подбородка до макушки Потапов поднял свою большую круглую голову, кивнул склонившейся над столом заведующей отделом пропаганды Сякиной — чтобы не застила.

— Что?.. Что там еще?

— Умер… Бамбизов умер.

Потапов взглянул на Сякину, словно просил подтвердить услышанное. Опять этот Бамбизов — обязательно что-нибудь выкинет…

— Толком-то можешь объяснить?

— Застрелился…

— Час от часу не легче! — Потапов поднялся из-за стола, побросал карандаши в мраморный стакан, сувенирную авторучку «Спутник» вставил в колпачок-стабилизатор, нацелил «ракету» на себя. Собрал бумаги, выровнял их, постучав ребром по столу, отложил в сторону. Навел порядок на столе, поднял голову, взглянул на Сякину, на Гришанова, сел в кресло. Помолчал.

— Как это произошло? Почему?

Поднял плечи Гришанов — не знаю.

— Ну, хоть что-нибудь ты можешь рассказать? — Потапов начинал сердиться. — Как, когда, где?..

— Дома. Утром у себя дома, на квартире. — Гришанов силился вспомнить, что он еще знает об этой истории, и оказалось — ничего. Предательски запершило в горле, быстро откашлялся, повторил: — Утром… — и добавил: — Рано утром, я еще только на работу шел. — Овладел собой, стал рассказывать: — Смотрю: «газик» его несется. Останавливается. Думал, сам там, что-то сказать хочет. Подошел. А в машине только шофер, в контору ездил врача по телефону вызывать. Ну, я понял — что-то случилось. Думаю — заболел. Сел в машину, поехали. Приезжаем, а там вот такое.

Подперев щеку большим пальцем, Потапов смотрел на Гришанова, ждал продолжения. Не дождавшись, спросил:

— Что там? Ну?..

— Ну, лежит. Застрелился.

— А может, нет?

Потапов продолжал смотреть на Гришанова, и тот развел беспомощно руками: все правильно, а больше вряд ли кто что скажет.

— Н-да… — проговорил Потапов и перевел взгляд на Сякину. Та разогнала вокруг своей головы дым от папиросы, обернулась к Гришанову.

— Наверное, хоть записку какую оставил? — И тут же разъяснила Потапову свою мысль: — Сам-то он должен был как-то объяснить людям свой поступок!

Гришанов недолюбливал эту въедливую сухопарую женщину, прокопченную табаком. Поэтому первой мыслью его было — не отвечать на ее вопрос, сделать вид, будто не слышал. Однако помимо своей воли покрутил головой, сказал небрежно:

— Никакой записки нету, — и уже мягче, адресуя свои слова только секретарю, добавил: — Смотрел, на столе ничего нет. В ящике или еще куда там не лазил… Предупредил, чтобы в комнату никто не входил и ничего не трогали, пока… Ну, пока из прокуратуры или из милиции не приедут. Дело-то ведь такое, мало ли что.

Кивнул головой Потапов — одобрил, и от этого кивка сразу легче сделалось на душе у Гришанова, передохнул, поудобнее сел на стуле.

— А может, жена уничтожила записку? — не унималась Сякина.

Гришанов напрягся, но Потапов отмахнулся от этой версии, и вопрос остался без ответа.

— Вечером видел его? Что он делал? Куда-нибудь ездил? — спросил секретарь.

— Вчера видел его еще днем — ничего такого подозрительного не заметил. А вечером, может, и ездил куда — не знаю.

Сякина подбежала к окну, высунулась по грудь наружу, крикнула:

— Андрющенков! Зайди к Федору Силычу! Идет. Сейчас шофер все расскажет.

Воцарилась тишина, все ждали шофера: он действительно может многое рассказать. Потапов вышел на середину кабинета, прислушался. Вот мягко стукнула наружная дверь, и кто-то стал скрестись во внутреннюю, ища ручку в темноте тамбура. Наконец ручка повернулась, и в кабинет вошел Виктор. Увидев стоящих прямо перед собой секретаря и Сякину, Виктор оторопел, попятился, придавил дверь спиной. Стянул кепку с головы, вытер подкладкой лоб, посматривая то на одного, то на другого, ждал, что скажут.

— Что там случилось? — спросил Потапов, глядя на шофера в упор.

Расширив глаза, шофер перевел их на Гришанова, удивился: разве парторг ничего не рассказал? Он же только за этим сюда и ехал?..

— С Бамбизовым что?.. — нетерпеливо уточнил Потапов.

— Дак что?.. Ольга Тихоновна знай кричит свое, а я там не был, — и кивнул на Гришанова: он, мол, все знает, заходил в комнату, у него и спрашивайте.

Потапов сделал несколько шагов по кабинету, успокаиваясь, подошел совсем близко к шоферу, спросил мягко, почти ласково:

— Но — из-за чего? Ты с ним бывал, все знаешь.

— Не знаю… Он мне ничего не говорил…

— Пойми, Андрющенков, своим молчанием ты Владимиру Ивановичу теперь уже не поможешь. А нам надо знать причину…

— Я ничего не знаю, — угрюмо проговорил шофер, не дав секретарю до конца высказать свою мысль.

— Где вчера были? Пили? Куда ездили?

— Никуда мы вчера не ездили, — сказал Виктор. — А что у них вышло — не знаю. Утром это было, на рассвете. У жены его спросите.