Родная речь, или Не последний русский. Захар Прилепин: комментарии и наблюдения

А я всегда с гордостью за Вас слушаю, как Вас поливают некоторые «деятели». Во-первых, ни разу ещё не слышала достойных аргументов от них. Во-вторых, при всех визгах, при всей ненависти к Вам, никто из них не смог сказать, что Вы — не замечательный писатель. Потому и бесятся, либо, как Дмитрий Быков, по-детски дуются, что не могут отделить Ваш талант и Ваши убеждения. Невозможно отмечать Ваш талант, отодвинув Ваши убеждения. Мне кажется, Ваш талант бесит их больше Ваших убеждений — как так, такой талантище и не либерал? Разве может настоящий талант любить Россию? Спасибо Вам за соучастие. За возможность жить с верой, что не всё потеряно, что всё ещё возможно.

* * *

Даже занимаясь единоборствами, вопреки атмосфере, никогда не называл товарищей по спорту братьями (у меня и друзей-то по пальцам пересчитать, непростое слово) — а тебя, делясь радостью рождения дочери, не задумываясь, назвал братом. Потом примерился к слову — нет, не ошибся. Боже упаси набиваться тебе в родню. Речь не о тебе, а о моём отношении. Собственно, ты стал другом задолго до личной встречи. Я уже давно время от времени как бы «спрашиваю» твоих советов в некоторых ситуациях (в первую очередь, конечно, когда нужно отпустить ситуацию, а некоторой доли легкости и раздолбайства не хватает). И то, что ты не в курсе своих «советов», не снимает с тебя ответственности за их последствия (здесь улыбаюсь). А твои аксиомы о том, что «мужчина, обвиняющий мир в несправедливости и глупости, похож на отвергнутую женщину», или «мужчина без поступков недостоин уважения даже своего кота» являются частью моей мотивации. Читаю твои книги и знаю всех твоих персонажей; ты как Цой — часть культурного кода. При этом не идеализирую и раболепства нет: старший брат нужен не для идеала, а для гордости и примера. В этом смысле трудно желать тебе удачи в политике, ты уже сегодня себе не принадлежишь. Пафос очень рядом с пошлостью, старался не перейти эту грань. Но по-другому сформулировать не получалось. Три раза передумывал, но что-то заставило всё-таки это написать.

* * *

Читаю «Есенина». И прежде даже его самого — живого, пульсирующего, трудного, такого, каким ждала и не ожидала — поражает, насколько другой ты. Никаких гарцеваний, молодецкой удали и дури — как во «Взводе», никакого азартного похохатывания за кадром или мастерского потирания рук — что даже в «Обители» чувствовалось и наполняло книгу особым звучанием.

Нет — здесь ты матов и лишён всякой миловидности, строг и словно прохладно-отстранён. И эта невыносимая сдержанность твоя как автора, как ни странно, цепляет и погружает в Есенина ещё пуще.

И мне безумно хочется вызвать дух художника Анненкова, чтобы он нацарапал твой портрет на обороте книги — тебя сегодняшнего, будто вывернутого наизнанку всем зарубцевавшимся кое-как и коряво-задубелым больным нутром.

* * *

Самое сложное дело на земле — объяснить простую истину. Это потому, что верное понимание сути зависит не столько от таланта толкователя, сколько от доверия к нему.

Изданный в прошлом году роман-фантасмагория Захара Прилепина «Некоторые не попадут в ад», судя по отзывам, вызвал неоднозначную реакцию читателей. Всем, кто прочёл и сумел по достоинству оценить книгу, — респект. Если вы до сих пор откладывали, тоже неплохо: всегда немного завидую тем, другим, у которых вершина ещё впереди.

А в том, что этот роман — вершина, нет никаких сомнений, и освоить её теперь самое время. Буквально несколько слов «на дорожку». Не пытайтесь читать книгу с помощью привычных инструментов: логики, скепсиса, одномерных и прямолинейных суждений; на этот раз они не помогут.

Лучше уберите подальше внешние раздражители. Включите воображение. Будьте крайне внимательны к знакам препинания — это ключ к эмоциональному состоянию. Доверьтесь интуиции и помните: зорко одно лишь сердце.

И, может быть, тогда вам откроется вся глубина заключённого в этом романе огромного, многогранного чувства.

Чувства твёрдой уверенности в значимости и необходимости выполняемого дела. Ощущение кровного братского единения и преданности. Нестерпимой, испепеляющей, безысходной боли от потери Друга, духовного Отца, Человека. Желания запомнить, запечатлеть, сохранить каждое мгновение существования государства, созданного истинными патриотами и великими идеалистами.

Эти чувства становятся осязаемыми, наполняются плотью и кровью человеческого переживания исключительно за счёт предельной, ошеломляющей честности и искренности автора. Надо чётко понимать: он не случайный свидетель, не корреспондент на задании. Он — одно из главных действующих лиц, боевой командир, отвечающий за жизнь и здоровье людей. Принимать хронику души, вывернутой наизнанку, за позёрство, самолюбование могут только толстокожие, поверхностные читатели. Или завистники. Или те, кто ничего не знает о Захаре Прилепине. Ну так не поленитесь, узнайте! И тогда непременно появится доверие к великому русскому писателю. Ведь ему, как никому другому, удаётся самое сложное дело на земле — объяснять простые истины.

* * *