Родная речь, или Не последний русский. Захар Прилепин: комментарии и наблюдения

По взглядам я был безусловно «красным», «левым»; к тому же на те годы пришёлся очередной виток моей влюблённости в советскую литературу: в первую очередь я имею в виду мовистскую прозу позднего Валентина Катаева, Алексея Н. Толстого периода 20-х, поэзию Павла Васильева и Бориса Корнилова. В этом ряду стоит назвать чуть позже прочитанного мной Владимира Луговского.

Вообще же в нацболах парадоксальным и органичным образом соединялось «левое» и «правое», «анархистское» и «консервативное». Глобализм и либеральное двуличие мы ненавидели как чуму.

Нацболов, опередивших время на двадцать лет, большинство воспринимало тогда как маргиналов и дикарей. Страна на тот момент была по большей части аполитична и варилась в русофобской и антисоветской похлёбке, не замечая этого.

Оставленные Россией военные базы в Лурдесе и в Камрани, сброшенная из космоса станция «Мир», — всё это не оставляло иллюзий касательно того, какой видит себя страна в ближайшем будущем. Я не хотел жить в такой стране. Я хотел реванша и возвращения утерянного моим государством.

В 2001 году (после разовой публикации в 1997-м) я начал публиковаться в газете «Лимонка» — одна из первых, если не первая моя статья называлась «Я пришёл из России».

В том же году я начал писать роман «Патологии», который был закончен в 2004 году и опубликован сначала в журнале «Север», потом в «Роман-газете», которой руководил Юрий Козлов — отличный и не оценённый по достоинству русский писатель, умный и парадоксальный. Он стал одним из первых читателей моего романа.

В 2005 году «Патологии» вышли отдельной книжкой в издательстве «Андреевский флаг».

В том году мне исполнилось тридцать лет — странным образом до этого года я никогда не отмечал свои дни рождения, но 7 июля в офис моей газеты на проспекте Гагарина, окна которого выходили во двор СИЗО, пришёл нацбол Илья Шамазов, мы отметили с ним мою днюху вдвоём, и десять последующих лет были практически неразлучны. Илья появляется в качестве персонажа в нескольких моих рассказах.

Илья Шамазов

лидер нижегородского отделения НБП [интервью Л. Зуевой, 2021]

Когда Женька начал активничать в партии, он казался на голову всех старше. Дело даже не в возрасте; у него был статус, работа, сын. Нам, ядру отделения, всё это не светило, было непонятно. Тем интереснее было подглядывать за ним. Как это вообще возможно? — недоумевали мы. Гонять партийных пацанов на физухах, учить делать газету, ходить на митинги.

Потом были и семьи, и прочее, а Женька пошёл уже на новый виток, началась большая литературная жизнь, которой мы сопереживали и радовались, как своему собственному успеху. Но в начале этой жизни он, как мы все, гонял на московские акции «на собаках», выступал, много писал в «Лимонку». Его яркие и умные тексты привлекали в партию людей поумнее, чем мы сами, романтики и самоучки. Иногда, натыкаясь на старые «Лимонки», ловлю себя на том, что вот они магистральные темы его жизни. Все на местах: Леонов, Есенин, Евгений Маркин… Мой папа, изучая газету, как-то крикнул радостно из соседней комнаты: «Сын, чей это отец с Маркиным дружил?» — то был друг его юности. Выяснилось, что наши отцы дружили с одним позабытым, но чудесным рязанским поэтом в разные годы. Прекрасно тесен русский мир.

Помню, как, закупившись книжками в «Фаланстере», Женька отказался перебегать из вагона в вагон по перрону (так обходили задачу платить за дорогу контролерам). Книжки были тяжёлые, и всё ещё дорогие для любого из нас, Женю это не останавливало никогда, если он и умер бы от голода, то от книжного голода. По-свойски Женька объяснил контре — мол, батя, мы же свои, показал делегатскую карточку партии, которую нельзя больше называть, и нас не стали трогать.

Пустяк, а мне запомнилось на всю жизнь. Оказалось, со своим народом можно разговаривать, а ещё можно найти понимание. Нам чаще нравилось лезть на рожон, чем вступать в переговоры. Эта школа Захара (тогда он только становился Захаром) помогла стать нижегородскому отделению одним из лучших в стране. У нас была молодость и задор сотен глаз, и опыт двух-трёх очень ценимых нами наставников и друзей, которые добавляли отделению новое для всей организации измерение.

Статус Захара перерос тогда статус регионалки, его приметил Эдуард. Несколько раз я просил его, когда было сильно надо. Например, на Стратегию из Москвы рванул Немцов. Странно и ненадолго союзник тогда. Захар нехотя приехал, надо было уравновесить московских чужих в информационном поле, мы это понимали. Эдуард говорил мне несколько раз, что рассчитывает, что я буду влиять на Захара. «А надо ли влиять, — думал я про себя. — Захар сам знает, что надо делать».

Из читательских писем Захару (2020 год)

Вы делаете великое дело. Берегите себя. Я модельного ряда 1965 г., сделан в СССР, знаю, о чём говорю.

Будучи в Москве во времена «Лимонки», неоднократно видел Вас на митингах и улицах, а теперь дико сожалею: ведь мог подойти поближе, побеседовать и всякое такое. А, может, и не надо было.