Родная речь, или Не последний русский. Захар Прилепин: комментарии и наблюдения

Журналистика

Захар

В 29 лет совершенно случайным образом пришёл в журналистику. Начал публиковаться, очень быстро выяснилось, что я неплохой журналист. А через месяц редактора, который пригласил меня к себе, уволили. Так я стал редактором газеты. И пока наполнял все эти газетные рубрики, писал про всё: политику, экономику, сад-огород, культуру, гороскопы сочинял сам. Но так как всё это нельзя было подавать под одним именем, я использовал самые разнородные псевдонимы.

Однажды я написал две очень дерзкие статьи по поводу бывшего губернатора Нижегородской области Бориса Немцова. И после их выхода позвонил в наш холдинг Борис Немцов и сказал, мол, у вас там есть два хамских журналиста, увольте обоих. А вот Захара Прилепина, его оставьте. И в итоге этих двух журналистов «убрали», а мне пришлось работать на одну фамилию.

Почему всё-таки Захар? У меня прадед был по отцовской линии — Захар Петрович Прилепин. И как-то я взял и подписался: Захар Прилепин. А потом решил написать книгу — сына тогда я уже родил, дерево посадил, дом построил.

Написал роман «Патологии», эта книжка, отмечу, удалась, за неё я получил первую премию. Ну и думаю: напишу вторую. Написал и снова подписал Захаром, потом уже так одну за другой. И все стали называть меня Захаром, кроме жены, детей и мамы.

Дмитрий Елькин

генеральный директор АПН-НН [интервью Л. Зуевой, 2021]

В начале 2000-х, когда я познакомился с Прилепиным, он уже был большой звездой нижегородской журналистики и главным редактором популярной городской газеты «Дело». Собственно, это он и привёл меня, не имевшего ни соответствующего образования, ни опыта в журналистику.

Надо сказать, работая редактором мейнстримного медиа, Прилепин идеологически вообще никак себя не ограничивал и писал то, что считал нужным, — поэтому не было в регионе более «красно-коричневого» СМИ, чем «Дело».

Кажется, примерно половину всех текстов в газете Прилепин писал, под разными псевдонимами, самолично. И ещё немного — во входившие в тот же медиахолдинг «МК в Нижнем» и «Монитор». Невероятная продуктивность при этом почему-то никак не сказывалась на качестве его текстов: все они были просто отличные.

Ещё более удивительно, что параллельно с ежедневной журналистской и редакторской работой он, как впоследствии выяснилось, писал роман — «Патологии», одну из лучших книжек в постсоветской литературе.

Когда медиахолдинг, в который входило «Дело», прекратил своё существование, мы с Прилепиным открыли «Агентство политических новостей — Нижний Новгород», и вот уже больше 15 лет агентство работает. Кроме того, Прилепин был одним из инициаторов создания «Нижегородского эксперт-клуба» — на сегодня старейшей и наиболее известной в городе экспертной площадки.

Людмила Зуева

журналист газеты «Биржа»

На презентацию его «Патологий» — 2005 год, август, Нижний Новгород, — проходившей в нашем конференц-зале, меня загоняли чуть ли не всей редакцией. А я дописывала материалы в номер, торопилась авантюрно на два свидания, да и вообще: книгу не читала, автора ни в глаза, ни за глаза, и ещё тысяча контраргументов. Но когда после пары звонков из своего восточного крыла «Биржи Плюс» в наше западное приплыл самолично главный редактор всего и вся Владимир Викторович Лапырин — стало ясно, что не отвертеться.

И вот я, взбешённая, обречённая и злая, в красной майке и джинсах, влетаю на их литературный пир — ну, просто гарпия во плоти! — готовая растерзать этого «молодого и оооочень талантливого…» И тут же мощная винная волна ударяет мне в клюв, а из гудящей толпы, явно и до неприличия возвышаясь над всеми, весь светясь и паря — приветственно взмахивает он: «Людмила, присоединяйтесь к нам!»

Не, думаю, такого не бывает, надо валить отсюда — но стою как заворожённая. И осиянный уже приближается!

А ведь буквально несколько дней назад мы с ним вскользь познакомились на крыльце редакции. Кто и что он — я не пытала (околополитический, наверное, рыцарь бесконечного нашего «круглого стола»), поболтали ни о чём и разошлись. Однако тот «он» был невысокий, весь какой-то тусклый и прочерневший. «Чёрный человек», — мысленно хмыкнула я, и забыла.

И вот. Теперь передо мной стоял совершенно другой «он»: принц на литературном коне, будущий великий русский писатель — да-да, именно такой силы было его сияние и ощущение в пространстве. И в этой толпе, что ему по пояс, и в этом зале, потолок которого и стены будто растворились, потеряли очертания, дымясь…

Да простят меня все причастные, а, может, и согласятся.

И преображение это до сих пор удивляет меня — словно износил человек одну свою жизнь до предела, окунулся в источник святой, проспался и явился в жизнь новую. Со всем нажитым, разумеется.

И сорвало — понеслось.