Безрассудство не пощадило и героев. Лишь немногие сумели устоять против этой заразы. В эпоху, когда премьер-министр был пьяница, лидер оппозиции – распутник, а принц Уэльский – и то, и другое вместе, трудно было найти человека, который был бы образцом и в частной, и в общественной жизни. И однако, при всех своих несовершенствах то был век сильных духом, и можете считать, что вам очень повезло, читатель, если в ваше время появятся разом такие пять имен, как Питт, Фокс, Скотт, Нельсон и
Веллингтон.
В тот вечер у Ватье, сидя подле дяди на красном бархатном диванчике, я впервые увидел кое-кого из людей, чьи слава и чудачества не забыты миром еще и по сей день.
Длинный зал, с множеством колонн, с зеркалами и канделябрами, был переполнен полнокровными, громкоголосыми джентльменами во фраках, в белых шелковых чулках, в батистовых манишках, с маленькими плоскими треуголками под мышкой.
– Старик с кислой миной и тонкими ногами – это герцог
Куинсберри, – сказал дядя. – В состязании с графом Таафом он проехал в фаэтоне девятнадцать миль за один час, и ему удалось за полчаса передать письмо на расстояние в пятьдесят миль – письмо перебрасывали из рук в руки с крикетным мячом. А разговаривает он с сэром Чарльзом
Бенбери из Жокей-клуба, который удалил принца из
Ньюмаркета, так как заподозрил его жокея Сэма Чифни в мошенничестве. К ним сейчас подошел капитан Барклей.
Это великий поклонник тренировки: он прошел девяносто миль за двадцать один час. Стоит взглянуть на его икры, и сразу станет ясно, что сама природа создала его для этого.
А вон еще один любитель прогулок – у камина, в пестром жилете. Это Щеголь Уэлли, он ходил пешком в Иерусалим в длинном синем сюртуке, в ботфортах и в штанах из оленьей кожи.
– А зачем ему это понадобилось, сэр? – удивленно спросил я.
Дядя пожал плечами.
– Так ему вздумалось, – сказал он. – Эта прогулка раскрыла перед ним двери высшего света, что куда важнее
Иерусалима. Человек с крючковатым носом – лорд Питерсхем. Он встает в шесть вечера, и у него лучшие в Европе запасы тончайших нюхательных табаков. Разговаривает он с лордом Пэнмьюром, который может в один присест выпить шесть бутылок кларета, а потом как ни в чем не бывало вести споры с епископом… Добрый вечер, Дадли!
– Здравствуйте, Треджеллис! – Пожилой, рассеянного вида человек остановился возле нас и смерил меня взглядом. – Чарли Треджеллис вывез из провинции какого-то юнца, – пробормотал он. – Не похоже, что юнец будет делать ему честь… Уезжали из Лондона, Треджеллис?
– Да, на несколько дней.
– Гм, – сказал этот господин, переведя сонный взгляд на дядю. – Выглядит скверно. Если он не займется собой всерьез, его в самое ближайшее время вынесут из дома ногами вперед! – Он кивнул и прошел дальше.
– Не падай духом, племянник, – со смехом сказал дядя.
– Это старый лорд Дадли. Он имеет обыкновение думать вслух. Все привыкли к его оскорблениям и теперь уже просто не обращают на него внимания. Всего лишь на прошлой неделе он обедал у лорда Элгина и стал извиняться перед обществом за кушанья, приготовленные из рук вон плохо. Видишь ли, он думал, что обедает у себя дома. Все это помогло ему занять особое место в обществе.
А сейчас он допекает лорда Хэйрвуда. Хэйрвуд известен тем, что во всем подражает принцу. Однажды принц случайно заложил косичку парика за воротник сюртука, а
Хэйрвуд тотчас взял и отрезал косичку от своего парика, решив, что они вышли из моды. А вот урод Ламли. В Париже его прозвали L'homme laid29. Рядом с ним лорд Фоли, его называют Номер Одиннадцать, потому что у него очень тонкие ноги.
– Здесь и мистер Бруммел, сэр, – сказал я.
– Да, он сейчас к нам подойдет. У этого молодого че-
29 Урод (фр.).
ловека есть будущее. Ты заметил, он так оглядывает залу из-под опущенных век, словно, придя сюда, оказал нам снисхождение? Мелкая самонадеянность невыносима, но, когда она доведена до предела, она уже заслуживает уважения. Как поживаете. Джордж?
– Вы слышали о Виркере Мертоне? – спросил Бруммел, подходя к нам в сопровождении еще нескольких щеголей. –
Он сбежал с отцовской кухаркой и женился на ней!
– Как же поступил лорд Мертон?
– Сердечно поздравил сына и признался, что был излишне низкого мнения о его умственных способностях. Он намерен жить вместе с молодой четой и назначить им весьма солидное содержание при условии, что новобрачная будет исполнять свои прежние обязанности. Да, кстати, ходят слухи, что вы женитесь, Треджеллис!
– Пожалуй, нет, – ответил дядя. – Было бы ошибкой отдать все внимание одной, если оно доставляет удовольствие многим.
– Совершенно с вами согласен, точнее не скажешь! –
воскликнул Бруммел. – Разве справедливо разбить дюжину сердец ради того, чтобы осчастливить одно? На будущей неделе я отбываю на континент.
– Судебные пристава?
– Какая жалкая фантазия, Пьерпойнт! Нет-нет, я просто решил соединить полезное с приятным. К тому же разные мелочи можно купить только в Париже, и надо сделать кое-какие запасы на случай, если опять начнется война.
–
Совершенно справедливо, – сказал дядя, по-видимому, решив перещеголять Бруммела в чудачестве.