Родня

— Я циник. И в этой ситуации я думаю трезво и может даже где-то мрачновато, но мой вывод такой. Родители так обрадовались примирению с дочкой, что пообещали своей царевне тридевятое царство, а точнее, тот ветхий домик, правда, с огромным участком земли в придачу. Плюс дали доченьке денежки на расходы и, как нам известно, около пятнадцати тысяч долларов на хранение. Ведь кому старики могли доверить такую сумму, как не своему чаду? Банку — нет, пожилые люди уже один раз доверились государству, больше не понесут туда сбережения. Под простынёй дома — опасно. Вдруг обворуют. Хотя, если судить «по одёжке», как мы привыкли делать, то на этот дом не позарится даже самый голодный бродяга. Поэтому выход только один — отдать деньги дочери.

— Продолжай, — полковник кивал головой.

Беляк чувствовал, что это его минута славы, поэтому старался излагать факты так, как любит друг. Чётко и аргументированно.

— Вопрос в следующем, смогла ли Юля поднять руку на самое святое ради будущего наследства и внушительной суммы денег? На мой взгляд — не могла.

— Почему? Мне интересно твоё мнение.

— Смотри, зачем пачкать руки и брать такой грех на душу, если дом и деньги всё равно достанутся ей?

— Может, она боялась, что родители простят Влада и перепишут всё на него? В детстве и юности мать души в нём не чаяла, она могла запросто простить сына.

— Возможно. Но Юлия Ивановна женщина обеспеченная, зачем ей идти на столь крайние меры?

— Ты забыл, что она неимоверно жадная и завистливая. А это порой угнетает гораздо сильнее, чем отсутствие денег в кошельке.

— Согласен, — Беляк задумался, — но всё равно я уверен, что это не женский почерк. Ты можешь представить себе Юлю, которая ремнём от брюк душит своих родителей? Лично я — нет!

— Она не обязательно могла пачкать руки сама, — Александр Петрович достал из сумочки, висевшей у него через плечо, пакет и постелил его на скамейку. Устроившись на краешке, он достал сигарету и закурил. Беляк, стряхнув ладонью снег, присел рядом.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что Юля могла быть генератором идеи, а исполнителем вполне мог быть другой человек. Вот тебе и мужской почерк!

— Согласен. Давай покрутим нашего толстячка. Зубик Леонид Семёнович, — Сергей Васильевич замолчал, пытаясь вспомнить Юлиного мужа. — Такой мягкотелый, покладистый и вечно влюблённый в свою супругу. Как-то так!

— Не стесняйся в выражении, — полковник с улыбкой посмотрел на друга. — Я даю тебе полный карт-бланш!

— Хорошо! Тогда получай! Полный подкаблучник! Не мужик, а тряпка! Я не спорю, любовь меняет людей, но я всегда верил, что в лучшую сторону. А тут… Хотя это не обязательно любовь, возможно, он просто от природы такой бесхарактерный.

— Природа порой безжалостна к нам, — прошептал полковник.

Беляк услышал его слова и улыбнулся.

— Продолжай.

— Мне кажется, что дядя Лёня не принимал никогда решений в доме. Его слова вряд ли имели силу, — Беляк резко рассмеялся.

— Ты чего?

— Я просто называю таких мужиков геями!

— Почему?

— Ну, потому что, по сути, он спит с мужиком! Если честно, то это моя фобия, встретить такую женщину, которая поменяется со мной ролями!

— Ха! Теперь я понял, почему ты до сих пор не женат! — Виноградов засмеялся.

— И поэтому тоже! Так вот, наш Лёнечка, на мой взгляд, не смог бы поднять руку на стариков. У него просто не хватило бы смелости.

— Ты не прав! Вспомни дело Кольцовых. Порой ради женщины мужчина готов перерезать глотки каждому встречному, конечно, если она прикажет. Так и здесь. Юля имела огромное влияние на мужа. Её слово для него было законом, — полковник крепко затянулся сигаретой, — это ужасно, своего рода плен, тюрьма или, наоборот, мазохизм…

— Не думаю, что он был счастлив. Я всегда считал, что в таком случае человек проживает не свою жизнь, а чужую. Кто-то придумывает для него сценарий и заставляет выучить его наизусть. Для одних это спасательный круг, для других — виселица.

— Да уж… — Александр Петрович открыл рот и пытался поймать на язык кружевные снежинки. — С детства обожаю есть снег!

Беляк рассмеялся.

— Головой понимаешь, что это всего лишь законы физики, но сердцем хочется верить, что это чудеса! Вот как такое возможно? — полковник протянул руку другу, на которую упала ажурная снежинка. — Какая к чёрту физика!

— Абсолютно согласен. Знаешь, мне жалко Лёню, — он снова вернулся к разговору, — его просто обворовали! Украли его жизнь.

— Нас всех когда-либо обворовывали. Мы все с полупустыми карманами. Не надо жалости, он сам сделал свой выбор. У нас у всех есть выбор. Практически всегда. Он решил так. Значит, ему так было удобно, — полковник достал из кармана свои вязаные рукавицы с оленями. — Кто следующий? Здесь говорить больше не о чем. Версия есть. Она имеет право на жизнь.

— Зубик Станислав Леонидович, внучок жертв. Тот ещё овощ!

— Тыковка!