Родники рождаются в горах

Помогали нам строиться все родственники, а Омардада и Халун работали не покладая рук.

— Чем скорее будет готов ваш дом, тем скорее отдохнете, — подбадривал нас Омардада. — А пока сил жалеть нечего!

К тому времени, как мы вернулись, Жамал вступил в колхоз, отдал туда весь свой богатый инвентарь, женился на троюродной тетке моего отца. На правах родственника он с женою помогал нам строиться. Все считали, что так и должно быть. К зиме все работы были закончены. Началась наша жизнь в новом доме.

III

О дерево, поведай мне: и ты
Обречено страдать во время родов?
Так почему ж не потрясет природу
Твой крик, когда рожаешь ты цветы?

* * *

Кто не рожал детей —

Счастья не знал.

(Пословица)

Услышав мамин крик, я вбежала в дом. Нажабат замерла у двери в другую комнату.

— Мама больна, — шепнула мне сестра, будто сообщала секрет.

За дверью раздался стон, у меня из глаз побежали слезы.

— Глупая, — сказала Нажабат тоном взрослой. — У нас будет братик!

— Откуда ты знаешь?

— Тетя Халун говорила…

— Братик! — я распахнула дверь. Следом за мной ворвалась Нажабат. Наши возгласы не заглушили звонкого детского крика. Халун держала на руках ребенка — он был весь красный, но мне сразу понравился.

— Сын! У тебя сын, Парихан! — восторженно говорила Халун. — Пусть растет здоровым и сильным!

— Сын? Неужели? — спрашивала мама.

— Ты что, не веришь? Дети, закройте двери! Я сейчас его запеленаю.

— Дай мне сына, — просила мама. — А ты, Халун, беги к Ахмеду. Пусть он поскорее узнает радостную весть!

Не успела она договорить, как послышались шаги.

— Это Ахмед! — мама всегда догадывалась о его приходе.

— Папа, папа! У нас брат! — закричала Нажабат и побежала к отцу. Я, конечно, бросилась за ней.

Увидев наши возбужденные лица и услышав крики, отец вздрогнул, выпрямился и вмиг очутился в первой комнате.

— Можно мне войти к Парихан, Халун?

— Конечно, можно, Ахмед. Сегодня твой праздник! Поздравляю тебя с сыном! Пусть он будет первым из семи братьев! Пусть вырастет с аварским намусом[6], мужеством и смелостью украшая свой род.

— Покажи мне сына, — сказал отец, присаживаясь около матери.

Мама, счастливо улыбаясь, прикрывала краем простыни лицо. Халун передала мальчика отцу.

— Магомед-Жавгар! — произнес он, наклонившись над новорожденным, и я впервые увидела на глазах отца слезы.

— Не показывай, Ахмед, своей слабости. Мальчик займет место твоего умершего брата, — говорила отцу Халун, поднося матери блюдце, полное меду.

— Я совсем от счастья растерялся. За добрую весть тебе полагается подарок. Купи себе что захочешь. — Отец протянул Халун деньги.

— Ни за что не возьму! Кто это сам себе подарки покупает?

— Тетя Халун, купите что-нибудь на память об этом дне…

— Патимат, сбегай за Омардадой, — сказала мать.

Мы с сестрой побежали сломя голову.

На улице нам встретился Жамал верхом на коне.

— Дядя Жамал, у нас родился брат! — похвалилась Нажабат.

Жамал рывком остановил коня и, наклонившись вперед, спросил:

— Что?!

— Наша мама родила нам братика!

Конь Жамала нетерпеливо бил копытом:

— Чтоб ты слетел с кручи, окаянный! — Жамал огрел коня кнутом. Конь заржал, рванулся, и только мы его и видели.

Надвинув на лоб белую войлочную шляпу, Омардада косил на лужайке траву. «Харт, харт, харт!» — будто приговаривала коса.

Мы смотрели на Омардаду издали — подойти ближе побоялись: так широк и силен был взмах косы.

У белого камня старик остановился, отметил широкими шагами участок еще не скошенной травы и положил на его краю белый камень. Разогнув спину, он посмотрел в нашу сторону. Мы подбежали.

— Ну, зайчата, с чем пришли? Тетя Халун меня зовет? — спросил он, вытирая шапкой пот с лица.

— Нет, нас послала мама! У нас родился брат! — крикнули мы в один голос.

— Вах! Вах! Вах! — Омардада погладил бороду, оглянулся вокруг.

Неподалеку щипала траву черная овца, а рядом играли два ягненка.

— Вот тот, с черным пятнышком на кончике хвоста, теперь твой, Патимат, а тот, у которого на лбу звездочка, — для Нажабат. Я дарю вам их за добрую весть!

Нам давно хотелось, чтобы у нас были свои ягнята, и мы, забыв обо всем, побежали к ним.

— Алхамдулиллах! Родился еще один мужчина в нашей семье, продолжатель имени и рода нашего, — проговорил Омардада, протягивая могучие руки к солнцу.

«Харт, харт, харт», — снова запела коса. Омардада шел к белому камню, оставляя за собой волны упавших трав.

Мать ушла к Халун, а я сидела у колыбели брата и тихонько напевала песню, которую слышала от мамы:

Баю, моя отрада,
Гордость, печаль моя, спи.
Спи, моя грусть и радость,
Дума и даль моя, спи.
Ты еще только корень,
Корнем крапивы не стань!
Вырасти корнем сильным
Плодового деревца,
Чтоб от стыда за сына
Не прятала я лица.