Родники рождаются в горах

— Сама научись понимать язык природы. У каждого цветка, у всякой травинки свой голос, свои секреты.

Я приложила ухо к траве. Ничего я не услышала и не поняла, но мне стало любопытно. «А вдруг и колосья, и цветы, и травы вправду живые и разговаривают?»

А Омардада поглядывал по сторонам и чему-то улыбался.

— Ну, а сказка? Я хочу сказку, Омардада!

— Было это очень давно. Один король, путешествуя по чужой стране, очутился в прекрасном, благоухающем саду. До него донеслась песня, такая нежная и сладостная… Подобной ему никогда не приходилось слышать. Король велел остановиться в этом саду на ночлег и найти звонкоголосую певунью. Оказалось, что пела некрасивая серая птичка. Но она никому не давалась в руки. Король обещал большую награду тому, кто поймает ее, — и к утру держал в руках соловья. Счастливый, возвращался король в свое королевство, но, к его удивлению, невзрачная пичужка молчала всю дорогу. Не запела она и во дворце, в золотой клетке, где ее вкусно кормили. Тогда, собрав всех своих министров, король спросил у них совета — как заставить запеть упрямую пленницу. Самый мудрый советник сказал, что он слышал, как соловей время от времени шепчет одно только слово «ватан»[7]. «Ватан? — король удивился. — Неужели родина этой птицы лучше моей страны? А может, гнездо у нее там из драгоценных камней, если не нравится ей золотая клетка?»

Велел король привязать к лапе соловья тонкую нить. Выпустили птицу из клетки, а король, окруженный свитой, последовал за соловьем, держа в руках кончик нитки. Мало ли, много ли дорог прошли они или проехали, как вдруг соловей сел на колючий куст — там было его гнездо. А когда обрезали нитку, соловей на свободе пел свою чудесную песню, да так, что даже жестокий король прослезился. Патимат, что значит свобода для птицы! Отпусти куропатку — пусть летит в свое гнездо!

— Нет, ни за что! — я крепче прижала птицу, хотя сказка Омардады меня тронула. — Садулаг сказал, чтобы я ее приручила…

— А может, в гнезде ее птенчики, которые не умеют еще летать, и ждут, когда мама принесет им поесть.

Я молчала и плакала.

— Ну, если тебе так хочется, пусть поживет у тебя. Но подумай хорошенько над моими словами, Патимат! — Омардада рукавами рубахи вытер мои слезы.

— Мне жаль куропаткиных деток, они, наверное, голодные, — проговорила я, всхлипывая. — Я отпущу ее.

Омардада поднял куропатку на вытянутой руке.

— Лети, птица! — сказал старик. — Унеси от нас все несчастья, все болезни, все невзгоды.

Куропатка на мгновение застыла, потом взмахнула крыльями и полетела. Мы с Омардадой смотрели вслед, пока она не превратилась в точку.

Омардада держал меня за руку, а мне не терпелось побежать домой, обнять маму. Воображение меня уносило, как ручей щепку после дождя. Я видела птенцов в холодном гнезде. Как обрадуются они, увидев свою маму.

— Где ты пропадаешь, Омардада? — услышала я голос Тажудина. — Вчера вечером зашел к тебе — не застал, сегодня с утра опять тебя не было.

— Ты прав — поздно я пришел вчера и рано ушел сегодня.

— Халун тебе передала? Я готовлюсь к свадьбе сына. Придется, друг, мне помочь! Не успевают всюду мои руки.

— Спасибо, Тажудин, за приглашение. Дай аллах, чтобы тебе гостей приходилось звать только на свадьбу. Дай аллах радостно и весело ее сыграть! Да будут Счастливы молодые!

— Спасибо, спасибо. Время-то идет. И у тебя сыновья подрастают… Ну прощай, я дома своих не нашел, поищу в поле. Счастливый тебе путь! Жду от тебя подмоги.

— Я пойду домой, Омардада, ладно? — сказала я.

— Иди, иди, доченька! Халун передай, может быть, и не вернусь вечером. Надо подняться в горы за бараном. Видишь какое дело! Тажудин будет сына женить!

IV

О скакуне суди,
Когда весь путь он одолеет,
И о друге тогда суди,
Когда постучится к тебе беда.

(Народная песня)

Лучшие одежды — новые,
Лучшие друзья — старые.

(Пословица)

Омардада и Тажудин — друзья. Всегда советовался Тажудин с Омардадой, верил в его мудрое слово. Омардада не раз провожал друга ка высокогорные пастбища, а когда подходило время, шел встречать, не считаясь с трудной и дальней дорогой. И хотя дело чабана пасти овец, а не выращивать хлеб, любил Тажудин землю.

Как и Омардада, не пропускал он ни одного праздника, соблюдал все старинные обычаи и обряды.

…Рано утром, завязав парчовый платок на шее кудрявого барана — подарок невесте, — из дому вышли Омардада и Халун. Он впереди, она сзади.

— Смотри, смотри! — крикнула Хуризадай со своего крыльца соседке. — Халун и Омардада учат нас, с чем надо идти на свадьбу.

— Не завидуй, Хуризадай, этим подаркам! — откликнулась соседка, обозленная тем, что ее не пригласили. — Если тебе дают пригоршню, ты должна вернуть две. У Тажудина — один сын, а у Омардады — два. Тажудину придется раскошелиться на двух баранов и на два платка!

Единогласно Омардаду избрали тамадой — последние годы другого тамады на свадьбах не знали.