Родники рождаются в горах

А легкомысленный Абдула, так и не вернувшийся к семье, продал свой надел в родном ауле, оставив Нупайсат и сыновьям корову… На что жить? Ахмед стал приносить мачехе гроши, которые ему удавалось заработать, — он хотел, чтобы Магомед-Жавгар не очень нуждался.

…У Омара и Халун долго не было детей, уже думали, что и не будет, но, на удивление всем, Халун родила — одного за другим — двух сыновей. Ахмед привязался к ребятишкам.

Но беда приходит, когда ее не ждешь. В ауле вспыхнула эпидемия оспы. Одним нз первых, но довольно легко, заболел Ахмед. Он боялся, что заразит Магомед-Жавгара и двоюродных братьев — устроил себе временное жилье в пещере под горой и не велел никому туда приходить.

Проснувшись утром, он увидел рядом с собой Магомед-Жавгара, сидевшего на камне. Не слушая возражения старшего брата, Магомед-Жавгар три раза в день приносил ему еду и вскоре заболел сам. Ахмеду к тому времени стало лучше. Теперь старший брат не отходил от постели своего любимца, стараясь вырвать его из лап смерти. Ничто не помогло. Магомед-Жавгар умер на руках у Ахмеда в знойный летний день.

Ахмед считал себя виновником смерти брата, и никто не мог его разуверить в этом.

Он избегал людей, все время проводил на могиле брата.

— Если даже живой умрет, мертвый не встанет, — уговаривали его старики.

Ахмед уехал из аула, стараясь не встречаться с Нупайсат, пас овец где-то в далекой стороне и присылал деньги мачехе.

Когда у нас в семье появился мальчик, ему дали имя Магомед-Жавгар.

Я никогда не забуду тот вечер — ни раньше, ни позже в нашем доме не было такого веселья. У нас в гостях был знаменитый певец Газимагомед. Слава о нем тогда гремела по всей Аварии.

Тамадой на этот раз выбрали не Омардаду, а другого, тоже очень почтенного человека.

Омардада подсмеивался над ним — давала себя знать выпитая буза.

— И пьет и молится! Я такого басурмана впервые встречаю, — хохотал Газимагомед.

— И аллаха не забываю и себя помню, — подтверждал Омардада.

— Пора совершать намаз! — крикнул ему кто-то.

— Да меня чуть не задержал этот рог. — Омардада выпил и быстро вышел на веранду.

Отсутствовал он недолго.

— Что, моя очередь не подошла? — спросил Омардада, снова появившись за столом.

— Не разрешайте ему так много пить, — просила Халун. Она принесла большую миску курзе.

— Халун, твое место у очага, управляй кастрюлями! — с нарочитой суровостью крикнул Омар.

— Правильно, Омардада, почему она распоряжается! Вот и этот кубок твой! Выпей да расскажи нам, как ты укротил жену!

— Оставьте его, пожалуйста, — просила Халун. — Он сейчас как река в половодье — не остановишь. И так выпил немало.

— Она не любит, когда я про нее рассказываю, — усмехнулся Омардада.

— Лучше, правда, поговорим о другом, — вмешался Сайгид, старший сын Омардады.

— А ты, мамин сынок, помолчи! Теперь назло вам расскажу. Как я на ней женился — все знают. Хотя сила у нее была лошадиная, работать она не любила. Двигалась медленно, ни за что не болела душой. Хоть и трудно было, приучил ее понемногу… А после рождения сына вижу — опять работать не хочет, сидит целые дни со спящим ребенком на руках. Я говорю: «Вот сейчас, когда сын спит, самое время заняться хозяйством». Подобно тому как полный кувшин не принимает больше воды, так и она не слушала меня. Крыша протекает, в сарае нет сена для коровы, а ее это не беспокоит. Халун решила: «Родила я сына, надела мужу на шею ярмо, никуда он теперь не уйдет».

— Хорошо ты поешь, мой горный орел Омар, — с улыбкой сказала Халун, подавая гостям плов.

— Теперь-то ты стала разговорчивой! Сыновья выросли — защитники, — продолжал Омардада, беря кусок мяса. — Ну вот, пришло в ветхость мое хозяйство, я думаю: «Нет, так не пойдет», — и стал поглядывать на самую богатую и красивую вдову в ауле. Что же вы думаете, мою Халун будто подменили. Раньше приходилось раз десять ее будить утром, а теперь, пока я сплю, она уже два раза к роднику за водой сбегает. А как она меня стала кормить! Все ходит за мной и спрашивает: «Чего бы ты съел? Что тебе приготовить?» Я ее за что-нибудь ругаю, она отвечает: «Правильно ты говоришь, мой сокол, я в следующий раз сделаю, как ты хочешь».

— Молодец Халун! Похоже, что не он тебя, а ты его укротила, — засмеялся мой отец.

— Не знаю уж кто кого, но в доме все заблестело. Крыша перестала протекать, сена у скотины вдоволь, кизяки складывать некуда…

— Вот за это выпить надо, — предложил Газимагомед.

— Расскажи теперь, Омар, как тебя жулики обласкали в Махачкале, — лукаво улыбнулась Халун.

— Время жуликов прошло! — И Омардада что-то начал напевать, стараясь заглушить слова жены.

— Когда говорят о тебе — «время прошло», а когда обо мне — «время настало».

— Расскажи, Халун, сама, я об этом никогда не слышал, — просил Газимагомед.

Омардада приложил ладонь к уху.

— Вот видите, когда неприятный для него разговор, он подставляет глухое ухо, — заметила моя мать. — Ну что ж, рассказывай, Халун!