Зато мама надеялась пробудить в сыне тягу к прекрасному. Она раскладывала цветные карандаши и приговаривала: «Смотри, цвета не с любыми цветами сочетаются. Вот эти ладят друг с другом. А эти — нет. Видишь?» Он видел. Сами цвета привлекали его куда больше, чем нарисованные ими картины. Он охотно разглядывал тончайшие различия в оттенках, но с рисованием не заладилось.
Внезапно в окно постучали. Пашка был очень взволнован, его прямо распирали новости:
— Афишу видал? В клубе покажут новое кино. Фантастику! «Человек-амфибия»!
Новость обрадовала всю семью. Папа сказал, что читал такую книгу Беляева, там про особенное существо — наполовину рыбу, наполовину человека, но не русалку. Мама тоже решила посмотреть фильм. Торику срочно выдали рубль, и он помчался в клуб купить билетов на всех — два взрослых, по двадцать копеек, и два по десять — себе и Пашке.
* * *
Фильм показали через два дня. Зал был полон! Торик не ожидал, что так много людей захотят смотреть фантастику. А они пришли.
Сам фильм просто покорил всю семью: такой яркий, музыкальный, живой и необычный! А какая музыка, песни! Мама сказала, что ей нравятся главные актеры — Ихтиандр и красотка Гуттиэрэ. Пашка был в восторге от разудалых сцен в таверне, а еще от песни «Эй моряк, ты слишком долго плавал!» Папа перечислял детали, которые в книге описаны иначе. А Торик улыбался и молчал. Он и сам не сразу прочувствовал, насколько фильм его зацепил.
Об этом надо было подумать как следует. Переварить. Осознать.
Выйдя из клуба, Торик по-новому посмотрел на свой дом. Приземистое одноэтажное здание манило и отталкивало одновременно. Общую входную дверь неизменно держали открытой, отчего дом оставлял ощущение ничейности, отчасти даже бездушности. Но сейчас, осенним вечером, ярко-желтая полоса света, падающая из дверей на площадь, словно приглашала поскорее вернуться домой.
Вот он, привычный темный коридор с зелеными стенами… Первая же дверь открылась, выпуская незнакомую девочку.
— Мам, я на минутку! — Мелькнули аккуратные темные косички с лентами и любопытные карие глаза.
— Зара, вернись! Район неблагополучный!
Мать втянула дочку за руку, дверь захлопнулась.
У третьей плиты возился Боря Карасиков.
— Теть Вер, здравствуйте!
— Здравствуй. Готовишь?
— Да. Папка сегодня придет поздно, а мамка в ночную.
Они вошли в свою комнату.
— Бедный мальчик, — сочувственно вздохнула мама. — Эта Клава вообще готовить перестала. Зато скандалит громче всех. И почему «ночная»?
— Она работает крановщицей, — пояснил папа. — Производство у нас круглосуточное: стране нужен бетон, а краны — штука дорогая, они не должны простаивать.
— Ясно. Но семьей-то надо заниматься!
— Надо, — согласился папа и включил радиостанцию.
Торик вдруг вспомнил девочку:
— Пап, а кто у нас теперь в первой квартире живет?
— Это Хаустовы, только заселились. Но, скорее всего, долго не задержатся.
— Почему? — удивилась мама.
— Его сразу взяли замом главного инженера. А она где-то в управлении торговли.
Дома все самодостаточно разбрелись по углам. Папа слушал вечерние станции. Мама тихонько включила радиолу и подшивала наволочку. А Торик сидел, уставившись в одну точку. Нет, он не грустил и не спал, просто иногда некоторые вещи волновали его глубоко-глубоко, до самого нутра. Сегодня это оказался Ихтиандр.
«Я хотел сделать тебя самым счастливым, а сделал самым несчастным», — сказал Ихтиандру отец. Так и вышло. Пересаженные жабры обещали полную свободу в море! Возможности безграничные: любые страны, подводные сокровища, тайны морей и океанов — все твое.
Но ситуация сложилась иначе. Свобода превратилась в темницу, возможности — в жесткие ограничения. А самое совершенное в мире существо — в раба чуждой человеку биомеханической конструкции. Ихтиандр мог бы жить и в море, и на суше, а в итоге оказался не способен жить ни там, ни там. Рыбы считали его человеком, а люди — неправильной рыбой. Везде он — чужак. Грустно… Торик вздохнул, все больше ощущая себя таким же Ихтиандром: для всех чужой, непонятный, неправильный.
Даже песня в фильме ему понравилась совсем другая, не та, что Пашке, потише и поглуше:
Было в ней что-то притягательное. Не в самих словах, а в настрое. Нет, Торику не хотелось умереть. Но удалиться от всех, забиться в самую глубину, а там…
Он сам не заметил, как уснул, а мама заботливо укрыла его одеялом.
* * *
Близился Новый год. До елки пока не дошло, но мама постелила на подоконник ваты, собрала ее, чтобы получились сугробы, а в самую гущу поставила фигурку Деда Мороза. Ярко-красный тулуп, румяные щеки и мешок подарков за плечами неуловимо изменили привычную комнату, наполнив ее ожиданием чего-то нового и приятного.
* * *
Как-то после ужина папа подошел к Торику.
— Посмотри, я сделал тебе щит.
— Чтобы играть в рыцарей?