Родные гнездовья

— Политссыльных, Андрей Владимирович? Не бойтесь, ради бога, называть вещи их именами. Охотно подпишу план, смету, списки — на благо же, на благо же Отечества нашего работаем, юный друг вы мой! — широко улыбался Сосновский, обескуражив, ошеломив скептически настроенного Журавского: он не верил своим ушам, не мог осмыслить услышанного. Сосновский же давно прикинул, еще до визита Чалова с Тафтиным за карточный столик в гостиную губернаторского особняка, до полунамеков всесведущего жандармского полковника: деньги на этот год отпущены, экспедиция направлена правительством по повелению Столыпина и тут ничего не сделаешь! Утверждение плана, смет, отчетов — формальность. Пусть Фантазер едет, пусть тешится пустой затеей! А вот минет год, пусть два, тогда и указать Петру Аркадьевичу, куда, на что, в какую пустую голову он вложил четверть миллиона. Вот тогда и можно будет турнуть Фантазера из губернии. А деньги-то, денежки повернуть на колонизацию островов Ледовитого океана. А там...

— Андрей Владимирович, из благих намерений подобрал я вам в экспедицию инженеров-экономистов Герфильда и Бутикова — прекрасные работники, — продолжал угождать Сосновский. — Главный лесничий Сахновский хочет помочь вам, ему отказать нельзя — бескорыстен он в помощи вашему великому делу.

Журавский, не очень-то веря в благие намерения губернатора, согласился, готовясь к самому щекотливому вопросу — к утверждению списка политссыльных, намеченных к участию в экспедиции.

Список губернатор утвердил чохом, не задержавшись ни на одной фамилии. Этот «добрый» жест был согласован с Чаловым.

— Вам, Андрей Владимирович, выдана Питером «охранная грамота», потому утверждаю, — подал он Журавскому список политссыльных. — А двадцать тысяч, предусмотренные на этот год, получите у Ушакова без задержки — распоряжение дано. Исследуйте, дерзайте, дерзайте, но не обходите и нас с результатами поисков. — Камергер проводил Андрея до дверей своего огромного кабинета и значительно пожал руку на прощание.

Журавский, выйдя из губернаторского особняка, в изнеможении присел на ступеньки, ведущие на деревянную набережную Северной Двины, и подставил обнаженную голову под весенний морской ветерок. Тут и нашли его друзья — архангелогородцы Василий Захарович Афанасьев, Иван Петрович Ануфриев — капитан первого ледокольного парохода «Николай» — и художник Степан Григорьевич Писахов.

— Глядя на тебя, взопревшего, сразу скажешь: положение твое хуже губернаторского, — пошутил Афанасьев.

— Нет, Василий Захарович, губернатор-то и улучшил его, — улыбнулся Андрей хозяину своей, теперь уже постоянной, квартиры в Архангельске.

Андрей рассказал, как за час Сосновский решил все дела.

— Ну, брат, получай-ка тогда сегодня же деньги и топайте с Иваном Петровичем из Архангела, а то очухается Сосновский — все пойдет вверх дном, — забеспокоился, заторопил Журавского старик.

— Все может быть, Василий Захарович, — согласился Андрей.

— Сосновский не говорил вам, что дождется здесь Владимира Русанова и пойдет на «Ольге» на Новую Землю, а оттуда на «Доброжелателе» на Печору и Усу? — спросил капитан Ануфриев Журавского.

— Нет. Мы до устья Печоры тоже собирались на «Ольге» плыть, — насторожился Журавский.

— Вот потому мы вас и ищем. У меня приказ хозяина: идти на Новую Землю впереди «Ольги». Видать, хочет опередить и скупить продукцию зимних промыслов раньше всех. Пойдем, Андрей Владимирович, к моему хозяину, к Масленникову, и договоримся о доставке вашей экспедиции к устью Печоры. Кто откажется заработать попутно, а Масленников — тем более.

— Не пойдем, Иван Петрович, а побежим, — вскочил Андрей, обеспокоенный вестью о поездке Сосновского на Печору и Усу.

— Степан Григорьевич, — тронул художника за плечо капитан, — поедем с нами на Новую Землю, там и дождетесь Русанова.

— Я бы рад, да боюсь: Владимир Александрович обидится. Уговорились еще прошлой осенью, — по-утиному топтался приземистый Писахов.

— Поезжай, Степан, — легонько подтолкнул Писахова Василий Захарович. — Володя меня не обойдет, а я расскажу, с кем ты уехал, — поймет.

— И правда, — обрадовался Писахов, — я поживу там в доме знаменитого Борисова — авось что навеет. Борисов мне разрешил пользоваться всем, что есть в его доме.

— Тогда — в путь! — скомандовал Журавский.