Родные гнездовья

— Откуда? Я же тебе говорил. Да ты и без моих слов знаешь, — вяло махнул рукой Тафтин, усомнившись в правоте своих слов.

— Давай-ка, Петр, хватим по тонконогой коньячку, очистим мозги для нови. Бери, пей, — протянул руку с рюмкой Чалов. Выпили разом, оба подернули от крепости плечами.

— Теперь слушай, — как бы отбросив весь предыдущий разговор, твердо начал Чалов, — про Наставника скажем так: баба с возу — кобыле легче. Легче! — подчеркнул полковник. Зимнюю пушнину, шкурочка к шкурочке, будешь упаковывать, как и прежде. Только без единого брачка, ибо покупать ее будут не глядя, по образцу, по единой шкурке тысячные партии.

— Как это? — медленно поднимал в недоумении голову Тафтин, чувствуя, что за словами Чалова кроется что-то очень серьезное.

— А как на пушном аукционе. Как заграничные оптовые торговцы пушниной закупают ее в Ирбите, на ярмарке. Если сам не разбираешься в ценности пушнины — найдем спеца. Только знай: попадет среди тысячи шкурок одна бракованная, доверия лишишься. Да и партия пойдет за бесценок.

— Ну и куда, куда далее-то? — начал догадываться Тафтин.

— Все туда же: на склад Мартина Ульсена около Пустозерска. Ты ведь у него арендовал склад и охрану для «государевого» ясака? У него?

— У него, — окончательно понял мысль Чалова Тафтин, вспомнив о белокурой красавице-скандинавке. — Так... так... у него.

— Не будем ломать отлаженного дела, — заключил полковник. — Только получать ты будешь теперь не полтора червонца ассигнациями за каждую шкурку, как получал из рук Наставника...

— А? Сколько же будет платить мне Мартин Ульсен? — Тафтин, боясь теперь уже за барыши, недоверчиво глянул на Чалова.

— Платить тебе будут другие, Петр Платыч... Ульсен будет передавать тебе по золотому пятирублевику за каждую первосортную шкурку белого песца. За ясачную шкурку, отборную.

— А тебе, Николай? Тебе-то из моих же?..

— Ну и оглупел же ты от страха, Петр! — натянуто улыбнулся Чалов. — Меня в этом «деле» не было и нет! Запомни эту истину! Ульсена тоже нет! Ты получаешь золотой пятирублевик от неизвестных тебе... скажем, американцев. Ясно?

— Ясно... — выдавил из себя Тафтин, обдумывая, обсчитывая, обсасывая засверкавшие пятирублевики... десять тысяч пятирублевиков... О петле он уже не думал с прежним холодным ознобом, однако спросил: — Твоя хата с краю?

— Да. Но край давай огородим так: завтра-послезавтра сядем к губернатору за картежный стол. Ты проиграешь пять тысяч. Половину их дам я. Для чего — спросишь? — уставился немигающими глазами полковник.

— Не стану спрашивать. Известен здешний анекдот: губернаторша гонит из-за стола Ушакова: «Вставайте, Александр Петрович, генерала вы выиграли — чего вам боле? Пусть-ка сядет Чалов — он еще в полковниках ходит». — Тафтин, подсчитав в уме долю полковника и его тестя, взгляда не отвел.

— Ха-ха-ха, — развеселился полковник. — Стервецы, метко схватили... Так вот, Ушаков за генерала отвалил Сосновскому двадцать пять тысяч и... Десять тысяч «проиграл» губернский агроном Тулубьев за председательство в будущей земской управе. Борис Садовский, начальник канцелярии губернатора, «проиграл» пять тысяч за место председателя попечительского комитета по колонизации Новой Земли... Я же «карточным генералом» быть не хочу, а потому упорно выигрываю у камергера — пусть-ка они меня боятся. Ты, Платыч, знаешь, сколько наш Ванечка проиграл царскому адъютанту Дедюлину за золотой камергерский шнур в погон действительного статского советника? — разоткровенничался Чалов, узнавший за четверть века жандармской службы тайная тайных многих сановников.

— Сколько?

— Состояние. И не малое состояние, какое нам с тобой и не снилось — так-таки! Сосновский приехал сюда вернуть его, вот и наверстывает... Одно надо сказать к его чести: слово держит. Он поймет наш... твой «проигрыш» и даст мне возможность спасти тебя в любом случае. Надеюсь, ясно?

«Куда уж там ясней, — думал Тафтин, ощущая, как большая, смертельная опасность скатывается с его плеч, а на место ее подымается в груди волна больших надежд. — Молодец! Молодец!» — хвалил он мысленно Чалова, хотя и понимал, что две трети всех прибылей пойдет теперь полковнику.

— По рукам, Николай Иларионович! — поднялся он, протягивая окрепшую, уверенную руку. — Только и Фантазера со счета сбрасывать нельзя: цепкий, вроде клеща, да и связи — пол-Питера таких же дошлых везет, всюду полезут...

— Фантазер — моя забота! — поднялся уверенный в себе шеф архангельских жандармов.

* * *

В Архангельске Журавский, к большой радости всех участников экспедиции и неописуемому собственному восторгу, пробыл гораздо меньше запланированного времени. Причиной тому был нежданный Андреем губернаторский прием, на который, опять-таки нежданно, пригласил его сам камергер.

— Рады, душевно рады вашему приезду, Андрей Владимирович, со столь обширным планом исследовательских работ в забытых богом и людьми краях! Наконец-то, наконец-то! — радушно встретил Сосновский Андрея.

— Вы, ваше превосходительство, должны утвердить план летних работ и смету. Пополнить списки исследователей за счет...