Читаем Родные гнездовья полностью

И дело двинулось на удивление быстро: в первый же сбор священников привел их протоиерей Петровский в ученье к Артемию Степановичу. И разъехались они по уезду, нагруженные семенами, наставлениями и строгим наказом главы своего: «искоренять старообрядчество делом святым». Священники, не обремененные приходскими делами, истово принялись за двояковыгодное дело. Больше всех преуспел Замеженский священник Василий Новиков, вывев урожайный, стойкий к болезням пижемский лук. Лук на Печоре ценился высоко. По весне выменивали его хозяйки у чердынцев из расчета: одна рыбина на одну луковицу. Отец Василий взял на станции сразу девять пудов лука, отказавшись от прочих семян.

— Едино дело да на потребу общую творить надобно, — забирая почти весь семенной лук, изрек он.

И правильно сделал: научил священник старообрядцев выращивать дивный лук, а потом и морковь, и свеклу, и картофель. Научить-то научил многих, однако и сам не устоял: вместо пасхального крестного хода ходил он с гармошкой в средине песенных, любвеобильных пижемских молодок... На том его и подкараулили истовые наставники из соседней Скитской, Нил с племянником Ефремом, учиня донос в Архангельск. Отца Василия перевели в другой приход, лук же и овощи вывести на Пижме не смогли ни старец Нил, ни новоявленный «святой» Ефрем Кириллов. Успешно повели овощеводство и по другим приходам.


Собрание затянулось на весь день, захватив еще и вечер. Всем хотелось поделиться сокровенным, обдуманным самими, выстраданным дедами.

— В заключение нашего плодотворного вече, — заканчивал, итожил выступления Журавский, — давайте обсудим и утвердим экономическую «Записку» в правительство, отражающую суть наших новых воззрений на богатства Печорского края.

— А смысл! — загудели политссыльные. — Есть ли смысл обращаться в такое правительство?!

— Полагаю, что есть, — спокойно возразил Журавский, — ибо другого правительства у нас с вами пока нет, а замалчивать наши воззрения, открытия — преступление перед народом.

— Читайте, Андрей Владимирович! — поддержал Прыгин.

— Друзья, я опускаю общую часть «Записки о потенциальных горных и естественных богатствах бассейна Печоры», где сказано об ухтинской нефти, о печорских углях, о кристаллах Тимана и Урала; не буду читать о потенциальной базе овощеводства и молочного скотоводства, ибо сказано об этом сегодня много. Буду зачитывать только пункты о срочных мероприятиях, необходимых для оживления нашего уникального края.

Пункт первый — строительство железной дороги с устья Оби на Ухту и Котлас.

Пункт второй — открытие почтовых станций по тракту Архангельск — Усть-Цильма и от уездного села до Пустозерска.

— Этот пункт надо выделить как особо срочный, — поддержали Журавского политссыльные, — почты ждем по неделям, а то и месяцам!

— Согласен с вами, друзья: в Архангельске и в Петербурге я буду настаивать на организации государственного почтово-пассажирского пароходного сообщения по Печоре.

— Вот это дело! — одобрили собравшиеся.

— Пункт третий, — продолжил Журавский чтение «Записки», — строительство телеграфной линии от Усть-Цильмы до Куи.

— А почо нам она? — удивились устьцилемцы. — Низовски на семужны тони нас не пущают, а мы им телеграх строй! Да и веры не нашой они.

— Почтовое и пароходное сообщение будет четко действовать только при наличии телеграфной связи, — пояснил Журавский. — По телеграфу из Архангельска будут уведомлять и нас и Кую о выходе морского парохода. Мы будем знать о движении речного судна, о ледовой обстановке в губе.

— Энто бы надо знать, — согласились мужики.

— Пункт четвертый — объявление Усть-Цильмы уездным городом. Пункт пятый — введение закона о свободной продаже земель Архангельской губернии лицам всех сословий, но не более шестидесяти десятин на душу.

— Токо добавь, Володимирыч, — подал голос Ефимко Мишкин, — на пустых, не занятых нами землях.

— Это само собой, Ефим Михайлович. Следующий пункт говорит о необходимости землеустройства старожилов.

— Энто надо бы, — согласился сельский писарь.

— Пункт седьмой — введение государственных законов, карающих браконьерство.

— А энто че?

— Надо прекратить и в тундре, и по всей Печоре варварское уничтожение молоди песцов, диких оленей, особенно в период их спаривания и отелов.

— Мы такого не робим, — зашумели мужики.

— Да, — согласился с ними Журавский, — большинство из вас хозяйничает в лесах разумно. Но и вы знаете, что творится в тундре. О полярных народностях и их бедственном положении в этой «Записке» есть особые пункты, которые были рассмотрены и одобрены в Колве, в первом селе оседлых самоедов.

— Че хоша там порешили?

— Для кочевников нужны государственные магазины, которые продавали бы им по твердым ценам все необходимое и закупали бы у них продукты их промыслов и оленеводства. Срочно нужна ветеринарная станция по борьбе с сибирской язвой и копыткой. Самоеды нуждаются в государственной опеке...

— Энто пошто токо им-то нужны магазины? А с нас как дерут шкуру чердынцы!

Перейти на страницу:

Похожие книги

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
Жестокий век
Жестокий век

Библиотека проекта «История Российского Государства» – это рекомендованные Борисом Акуниным лучшие памятники мировой литературы, в которых отражена биография нашей страны, от самых ее истоков.Исторический роман «Жестокий век» – это красочное полотно жизни монголов в конце ХII – начале XIII века. Молниеносные степные переходы, дымы кочевий, необузданная вольная жизнь, где неразлучны смертельная опасность и удача… Войско гениального полководца и чудовища Чингисхана, подобно огнедышащей вулканической лаве, сметало на своем пути все живое: истребляло племена и народы, превращало в пепел цветущие цивилизации. Желание Чингисхана, вершителя этого жесточайшего абсурда, стать единственным правителем Вселенной, толкало его к новым и новым кровавым завоевательным походам…

Исай Калистратович Калашников

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза