Родные гнездовья

Алешку Рогача еще мальцом отец увез из торговой развращенной мутной Пинеги на побережье Белого моря к рослым открытым и прямодушным поморам. Таким и вырос Алеша Рогачев. В Архангельске, в реальном училище, Алеша познакомился с Натой, величественной красавицей. Мать гимназистки Натальи была немкой из Немецкой слободы, основанной еще Петром Первым в Архангельске. Отец — капитан парусного судна, большой друг Ивана Рогачева. Но ко дню свадьбы Наты и Алексея Рогачева отец и мать невесты погибли при кораблекрушении. С тех пор Наталья Викентьевна панически боялась моря и в дальний Печорский уезд, даже во время навигации, тряслась по тракту в тарантасе. Этот страх потерять близких людей в морской пучине и приземлил Алексея Ивановича Рогачева, с детских лет мечтавшего о капитанской службе. Реалист Рогачев пошел служить в полицейскую управу, потом был помощником исправника в Холмогорах, Пинеге, и вот уже десятый год тянул воз начальника далекого Печорского уезда, где сорок с половиной тысяч жителей разбрелись на трехстах пятидесяти трех тысячах квадратных верстах — на половине всех земель Архангельской губернии. В память о юношеских мечтах дородный добродушный исправник носил округлую шкиперскую бороду и брал в поездки по необъятному уезду, куда входили и Матка, как звали печоряне Новую Землю, и Колгуев, дальнозоркий морской бинокль, не снимая его с груди и при пеших переходах с волока на волок.

Свадьбу справляли Андрею с Верой у архангельских родственников Натальи Викентьевны. Как ни слабы были связи Алексея Ивановича, застолье собралось столь густое и шумное, что не всегда слышен был шкиперский бас Андреева тестя, желавшего своей дочери и новому благоприобретенному сыну всего того, что могут бесподдельно желать только родители. На свадьбу приехали из Харькова старшая сестра Веры со своим важным мужем-архитектором Гапоновым. Норицыны из Ижмы не приехали, опасаясь и везти и оставить дома маленького наследника пароходства. Четыре дочери исправника — Анна, Катя, Вера, Лида — закончили учительскую Мариинскую гимназию в Архангельске, где сейчас училась Наталья — младшая из семьи Рогачевых, потому и застолье почти сплошь было усажено бывшими и настоящими гимназистками. Вперемежку с гимназистками сидели реалисты — друзья Володи, единственного сына исправника. В центре женского внимания оказались три друга жениха: степенные, задумчивые, схожие между собой Михаил Шпарберг с Дмитрием Рудневым и шустрый, подвижный весельчак Андрей Григорьев. Михаил и Дмитрий были старше Журавского на три года, Григорьев же моложе на целый год, однако поведение их разнилось не только по причине возраста: повадками Шпарберга руководила кровь прибалтийских баронов, Рудневу глубокую сердечную рану нанесла невеста, став месяц тому назад женой какого-то выскочки из Европы. Григорьев же пока играл в любовь, полагая себя опытным сердцеедом и сердцеведом.

— Все! Лопнула наша будущая экспедиция, — шепнул он Шпарбергу, когда особенно долго кричали: «Горько! Горько! Горько!» — и так же долго целовались Андрей с взбалмошной от счастья Верой. Да и то сказать: какая невеста будет разумной, если ее из тьму-тараканьей Усть-Цильмы прямо со свадьбы обещают увезти в сверкающий сказочный Питер, не манивший Веру и в девичьих снах. Да и жених-то какой: в отцовском и материнском родах одни только генералы старинных дворянских фамилий, а отец Веры — коллежский асессор с одним «Станиславом» в петлице.

— Того не полагаю, — не согласился двоюродный брат Андрея с жарким и скорбным шепотом Григорьева.

— Чего ж тут полагать — все на глазах. Маман моего отца на дачу одного не отпускает. Все, запекли Андрюшу, как вольную семгу вот в эту кулебяку, — показал Григорьев на рыбник.

— Не могу разделить вашей скорби. Можно думать и обратное: Вера окончательно свяжет брата с Печорой.

— И-и-и, Михаил Николаевич, не знаете вы провинциалок... Да и тут другое... А как хотелось этим летом помочь Андрюше! Главное, и мне и Дим-Диму удалось уломать родителей... И вам готовят сети — Лидочка глаз с вас не сводит, — вдруг переключился Григорьев, видимо жалея о своем намеке о «другом».

— Что «другое», Андрей Александрович? — встревожился Михаил. — Прошу быть откровенным, так как я член экспедиции, как и вы, и Дмитрий Дмитриевич, — называл полными именами малознакомых студентов Шпарберг.

— Деньги, деньги, Михаил, будь они вечно прокляты. Андрей скрыл от нас, а теперь...

— Что скрыл? Этого Андрей не может сделать.

— А что еще ему оставалось... Во сколько обойдется экспедиция? Вам это известно?

— Смета составлена на пять тысяч рублей: половину собрали мы, половину соизволило отпустить Вольно-Экономическое общество, — повторил известное пунктуальный Шпарберг. — Я не понимаю вас.

— Вольное-привольное... Изволило... Андрей отдал последние! Понятно?

— Да-с, это серьезно... Почему он скрыл от меня?

— Не только от вас... Я случайно узнал... Понять же его просто: равные доли — равны, и мы, а не он хозяин. Уж кого-кого, а Андрюшу я знаю. На что он будет учиться? А тут жена!