Читаем Родные гнездовья полностью

— Будут зависеть от ваших планов. Собственно, у меня есть в запасе три дня.

— Вот и хорошо: мне очень хочется побыть с тобой, Андрюша. Но договоримся так: ты будешь заниматься своими делами, а по вечерам будем вместе ужинать и беседовать.

— Особых дел у меня в Москве нет. Мне хотелось бы побывать только на Преображенском кладбище и как-нибудь заглянуть в их архивы. Точнее: на Рогожской заставе, в Преображенской богадельне.

— По старообрядцам?

— Да...


...В Преображенскую богадельню они пошли к предрождественской обедне, надеясь увидеть там самых истовых блюстителей старой веры, оплот федосеевского толка. Само кладбище, отделяясь от внешнего мира массивной каменной оградой и чугунными, фасонного литья, воротами, было скромным, строгим. Небольшая чистенькая церковка, расположенная сразу за воротами, разметенные широкие дорожки, ведущие к паперти и в глубь кладбища; тихие, присыпанные снегом кусты акации, ряды белоствольных берез — все было подчинено одному: заботе об успокоении души. За церковью, скрытые аллеями закуржавевших лип, просматривались постройки фабричного вида, назначение которых никак не могли угадать Журавские. Внутреннее убранство церкви на первый взгляд было очень простым, даже убогим: ни золоченых окладов, ни блестящих, подобно царским вратам, огромных иконостасов, ни настенных и подкупольных росписей. Скромны, почтенны и внимательны были и служители церкви.

Андрея Журавского, отчетливо помнящего рассказ старца с далекой таежной речки Пижмы Нила Антонова, занимал один вопрос: был ли хоть как-то организован сбор исторического наследия печорского старообрядчества. Вопрос этот здесь, в Преображенской богадельне, где перепечатывались старые книги, изготовлялись свечи, кресты и иконы, лилась и чеканилась бронзовая, серебряная и золотая утварь для всех старообрядцев Руси, был не случайным.

Трудно сказать, как понял визит Журавских настоятель общины, к которому провели Андрея и Михаила Ивановича, но принял и выслушал он их с достоинством и внимательно, повелев показать, как потом оказалось, огромное хозяйство центра федосеевской общины с собственным свечным заводом, фабрикой по изготовлению церковной утвари, иконописными мастерскими, типографией. Только торговый оборот Преображенской богадельни, как в общем называли все это сложное хозяйство, составлял несколько миллионов рублей в год. «А если заглянуть в дарственные описи?» — думал Андрей, оглядывая производство и церковь. Скромная чистенькая церквушка при тщательном осмотре оказалась далеко не простой и не убогой: на стенах ее висели редчайшие подлинники великих мастеров иконописного искусства. Драпировка окон, входов и выходов, всевозможные покрывала подставок, подсвечники, лампадки, стеганые подколенные подушечки — все было выполнено в строгом старорусском стиле и подобрано с большим вкусом.

— Андрей, — шепнул Михаил Иванович, — мы в храме не служения богу, а общения с ним...

Однако Андрей не услышал дядю: он весь напрягся и вытянулся в сторону странной, молящейся пред иконой Николая-чудотворца пары. Собственно, женщина, стоящая пред иконой, удивления не вызывала: богато, но очень строго одетая, она была округла и низка. Удивление вызвал мужчина: в красных сафьяновых сапогах с высокими каблуками, в синих плисовых шароварах и в розовом, шитом серебром сюртуке, он был в этой церкви, где даже служители не носили расшитых ярких одеяний, каким-то излучающим свет пятном, к которому невольно поворачивались головы молящихся. Сам же он, опустившись коленями на зеленого бархата подушку, ничего, кроме святого, изображенного на иконе, не замечал. Он молился. Нет, он не произносил слов молитвы во славу Николая-чудотворца и даже не шевелил губами — он молился мыслями, взглядом, отвешивая через равные промежутки времени земные поклоны, откладывая их число лепестками лестовки. Андрей, всматриваясь в красивое, обрамленное русыми вьющимися волосами лицо молящегося, старался вспомнить: «Где я его видел? Ну, где?»

Смутные догадки стремились совместить образ этого «новгородского князя» с ликом полупьяного парня из далекой деревни Скитской, певшего разухабистую частушку, но разум отвергал единение их. «Такого не может быть: откуда он здесь? Да и как может соединиться в одном человеке полупьяный богохульник и этот «истовый»?» Дядя, не дождавшись ответа, тоже смотрел на странную пару.

— Кто они? — спросил он сопровождавшего их служителя.

— Сподобившийся Николаю-чудотворцу отрок с Печоры и его жена из рода богатейших единоверцев Рябушинских. Отец ее содержит школу наставников, — со вздохом восхищения и зависти ответил молодой служитель.

— Как его зовут? — быстро спросил Андрей.

— Ефрем Кириллов.

— Он, он, — тихо сказал Андрей. — Вот уж воистину: неисповедимы пути твои, господи.

— Он тебе знаком, Андрюша? — повернулся к нему дядя.

— Встречались... Я вам расскажу после... Вы что-нибудь знаете о его появлении здесь? — обратился Андрей к служителю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее