Читаем Родные гнёзда полностью

Жизнерадостные и на редкость забавные, оба зверька относились ко всему окружающему их миру с неизменным добродушием и чисто детской доверчивостью. Особенно они любили детей, с которыми часами могли заниматься дружеской вознёй и играми. Если из сада доносился звонкий детский крик и смех, то можно наверное было сказать, что это соседние детишки веселятся с медвежатами. Как Кшись, так и Марыня позволяли детям делать с собой всё, что им приходило в голову, при условии, чтобы ребёнок был не старше 5-7 лет. Дети садились им на живот, таскали по земле за ноги и за уши, валялись с ними на траве, причём звери всячески ломали дурака, и на их мордах было написано явное удовольствие от хорошей и приятной компании. Игру эту медведи прекращали немедленно, если замечали, что за ними наблюдают взрослые люди.

Как настоящие приморские жители, Кшись и Марыня обожали купанье и нисколько не боялись моря, в котором охотно купались. Смешно было видеть, как, притворно сердясь, они с рёвом и фырканьем прыгали на приближающуюся к пляжу волну, которая покрывала их с головой, после чего, довольно отфыркиваясь, они плавали вокруг, как большие чёрные муфты.

Очень дружеское чувство обнаруживали они к нашей маленькой дочке, которую постоянно стремились облизать и обсосать, как это они делали друг с другом, отчего даже у Марыни одно ухо было меньше другого, так как служило постоянной соской для Кшися. Девочка тоже, по-видимому, считала медвежат за членов семейства, так как всегда им улыбалась и радостно таращила на них голубые глаза. Приходилось поэтому зорко следить за тем, чтобы медвежата не проникли в детскую и не стали бы сосать ребенку руку или ухо. Зато совершенно безропотно и покорно переносила медвежьи ласки пара кроликов, живших у нас на балконе. Их длинные розовые уши являлись любимой соской Марыни и Кшися. Скоро эти бедные уши стали напоминать собой кружева, так как у медвежат отрастали зубы, которыми они постоянно их прокусывали. Удивительно, что, несмотря на это, кролики не только никогда не избегали медведей, но наоборот, не трогаясь с места, переносили эту операцию с совершенным равнодушием.

Живущие в человеческом доме медвежата были, конечно, не совсем обычным явлением, почему иногда выходили конфликты. Однажды зашёл ко мне генерал Д., бывший случайно в Геленджике по какому-то делу. Во время его визита жена куда-то собиралась и, прощаясь с гостем, обратилась ко мне:

— Смотри, пожалуйста, Анатолий, чтобы медведи не забрались в комнату к ребёнку.

Генерал, в это время целовавший её руку, как-то поперхнулся, замолчал и, подождав, пока хозяйка вышла из дома, осторожно осведомился:

— А как… здоровье вашей супруги?

Объяснять ему, что у нас в доме никто с ума не сошёл, мне не пришлось, так как по лестнице зашлёпали тяжёлые лапы, раздалось сопение, дверь с треском распахнулась и в комнату ввалились с приятным ворчанием Кшись и Марыня, немедленно облапившие с двух сторон мою коленку. Генерал в первый момент не поверил собственным глазам, вздрогнул, вскочил на ноги, но скоро успокоился и очень заинтересовался забавными медвежатами.

Каждое утро, когда мы ещё спали, звери отправлялись с Григором на базар, что для них являлось большим удовольствием, так как там их все хорошо знали и кормили до отвала. Дорога на базар шла по берегу моря, медвежата один за другим, переваливаясь, трусили за Григором. За дорогой по горе, в Геленджике, были разбросаны среди садов дачи, в каждой из которых жило по собаке. Поначалу каждый из псов, завидя издали каких-то небольших четвероногих, неуклюже галопирующих по дороге, принимал их за собак и бросался с горы с намерением наказать чужеземцев, нарушивших границы. Разогнавшись под откос, такой пёс только в самый последний момент учуивал медвежий запах, ударявший ему в нос. От этого страшного запаха у пса в ужасе вставала дыбом шерсть, и он начинал тормозить всеми четырьмя лапами, но было уже поздно. В облаке пыли он налетал на одного из медвежат, который, не поворачивая головы, углом глаза внимательно следил за собачьей атакой, и в момент столкновения давал несчастному псу такую оглушительную оплеуху, что тот с воем катился в пыль. Хромая и жалостно взвизгивая, пёс с позором возвращался домой, и в следующий раз при виде Григора с его провожатыми спешил к ближайшей подворотне. Таким манером скоро все собаки города познакомились с широкими, как лопата, лапами медвежат и прекратили на них все атаки. Зато Кшись и Марыня продолжали возбуждать совершенно незаслуженный ужас в рогатом населении Геленджика. Если коровье стадо попадалось навстречу медвежатам при их путешествии на базар, всякий раз повторялась одна и та же картина. Зачуя медвежий запах, коровы останавливались, сбивались кучей и, выставив рога, поднимали такой рёв ужаса и негодования, что медведи, напуганные до смерти, бросали повара и со всех ног удирали домой, оглядываясь и трусливо поджимая куцые задики.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное