Родом из Переделкино

Ну, а потом, после войны к нам еще пришли повести Льва Кассиля «Дорогие мои мальчишки» о Великой Отечественной войне и «Вратарь республики». Как жаждали тогда молодые люди читать о спорте, о мужественных поступках, о чести и достоинстве! По сути дела, Лев Кассиль становится первым пропагандистом и энтузиастом спорта в нашей стране, его книги пользуются большой популярностью и, в отличие от произведений многих советских авторов, мгновенно раскупаются.

* * *

Моя родная тетка, жена дяди Мити, Тамара Борисовна Лапина, после войны была начальником планового департамента крупнейшего издательства в тогдашнем Ленинграде – ленинградском отделении издательства «Художественная литература». Она рассказывала мне, что происходило с нераскупленными многотомными и многопудовыми собраниями сочинений советских классиков – Панферова, Софронова, Кочетова, Грибачева. Разумеется, тогда никто не думал о рациональном книгопечатании – на идеологическом фронте все подчинялось политической целесообразности. Однако из книжных магазинов поступали настойчивые сигналы о том, что катастрофически не хватает места на полках для новых поступлений. Приходилось собрания сочинений советских классиков вывозить и отдавать в «замочку».

– Что такое «замочка», тетя Тамара? – спрашиваю ее.

– Как что такое? Такой большой чан с кипящей водой – собрания сочинений – туда – бултых! – и они снова перерабатываются на бумагу.

Лев Кассиль такой «замочке» никогда не подвергался.

* * *

Увлечение музыкой Володя Кассиль унаследовал от своего отца.

На даче у Кассилей постоянно звучала музыка – далеко не всегда классическая, поскольку Лев Абрамович был большой любитель джаза. Ритмы джаза, уже подзарядив население разных стран и континентов своей энергетикой, теперь вот из-за кассилевского забора долетали и до нас. Под них и правда хотелось взбодриться и действовать.

* * *

Особенно ярко запечатлелся в моей памяти один незабываемый звездный вечер в Коктебеле. Это было в середине 60-х годов, когда поездки за границу среди писателей были очень редким явлением. А если от Союза писателей и посылали кого-то в капстраны, как это тогда называлось, то уж конечно не таких, которые будут потом откровенничать прилюдно, расписывая тамошнюю жизнь. Лев Абрамович как раз только что вернулся из Америки. В коктебельском Доме творчества писателей, где мы тогда с мужем отдыхали, было объявлено, что после ужина в летней ракушке со своими наблюдениями, вынесенными им из поездки, собирается выступить Лев Кассиль. Послушать его собралось огромное количество народа. Тут были и писатели, запомнились люди из нашего ближайшего окружения – Анатолий Аграновский, Константин Ваншенкин, Инна Гофф, Михаил Шатров, Лев Устинов, Григорий Поженян, Юрий Эльперин, Наум Гребнев, Николай Доризо и, наверное, еще многие-многие другие. Со своей дачи пришла Мирель Шагинян с Виктором Цигалем, были тут и «дикари» в большом количестве, поскольку никакие ограды и пропускные пункты, особенно в ночное время, не могли сдержать их натиск.

Выступление Льва Кассиля поражало своей искренностью и совершенным бесстрашием. Оно было как бы рассчитано на самый узкий круг доверенных лиц, а тут – многолюдная аудитория со всеми вытекающими отсюда последствиями. В рассказе Кассиля заокеанская жизнь не выглядела раем, но просто со своими дорогами, мостами, небоскребами и социальными пособиями по всем возможным поводам – как бы другой какой-то планетой.

Для подъема духа несколько приунывшей публики Кассиль поделился еще одним своим сильнейшим впечатлением, вынесенным из поездки, – он имел в виду впечатление, которое произвел на него фильм Дэвида Лина «Доктор Живаго», вышедший в США в 1965 году.

– Это надо обязательно видеть, – говорил Кассиль о запрещенном тогда произведении опального Пастернака, имя которого вымарывалось из всех изданий, справочников, титров и энциклопедий. – И не только видеть, но и слышать, потому что композитор Морис Жарр написал к фильму гениальную музыку, – и Лев Абрамович со свойственным ему артистизмом постарался пластикой и свистом воспроизвести мелодию столь знакомой нам теперь «темы Лары» из фильма «Доктор Живаго».

Все мы были просто околдованы – и этой теплой, сарафанной, южной ночью и необыкновенным обаянием личности писателя, поделившегося с нами далеко не веселыми мыслями о своем путешествии в дальние страны. В тот вечер всем нам так хотелось счастья, так хотелось поехать в эту самую неведомую и недостижимую Америку. Однако же эти мечты пришлось надолго отложить.

Льву Абрамовичу Кассилю, после того памятного выступления в Коктебеле, жить оставалось недолго. В 1970 году его не стало, хотя ему было всего шестьдесят пять лет.

– Тогда не умели лечить гипертонию, – сказала мне его невестка Вера Кассиль.

А мне он запомнился именно таким – звездная коктебельская ночь, перевернутый ковш Большой Медведицы висит над нашими головами, и вдохновенный Лев Кассиль на сцене летней ракушки, насвистывающий «тему Лары», которую через какие-то два десятилетия подхватили всевозможные телерадио, ледовые и кинопрограммы...

* * *