Родом из шестидесятых

Вдруг ощутил: ребенок повзрослел. Раньше она не понимала, что нельзя идти в соседний сад и просить цветы, и только запрет действовал, а теперь ощущаешь: тебя понимают, хоть не по-взрослому, но осознанно. И появился естественный юмор. Учительница сыграла в темпе, задорно «Пойду ль выйду ль я», а она рот до ушей, потом: «Вы хорошо играли, а… только, у вас сто ошибок».

Раньше я спрашивал: «Зачем у Юли попрошайничаешь? Куклу у нее просишь – как можно? Свою Соню, ведь, не отдашь!» «А когда у меня будет такая кукла? Купи-и! Плохая Юля». Теперь стала осознавать, что не права, и действует только желание иметь куклу.

Она читает мне вслух книжку Гайдара, после каждой строчки подсчитывая, сколько строк осталось.

– Веня, а таких книг еще – не существует? Напиши для детей.

– Напишу, специально для тебя.

И даже сейчас, в старости, у меня болит сердце: жаль, не успел.

***

Из школы родные пришли радостные.

– Светку так хвалила учительница! Она старалась страшно. Вышла – вся сияет. Задали трудное – из-за ее прошлых успехов. Говорят: сделай звук глубже, ярче! И она понимает, инстинктом. Послушал бы, как она задорно "Я на речку шла" исполняет! А Юля не понимает, давит клавиши, и все. Учительница говорит: "У вашей дочери не только музыкальные, но и исполнительские данные".

____

Вспоминаю удивительное настроение, словно самого признали.

Тогда наш профком организовал экскурсию молодых специалистов в Третьяковскую галерею. Раньше считал всю эту толпу малограмотной, не интересующейся искусством. А они, все здесь, вглядываются, записывают. Кто-то в толпе знающий объяснял: "Это Рокотов, Левицкий – настоящие натуралисты. Как в натуре – рисуют, все видно.

– Это фотография, – не выдержал я.

– Что, натурализм – это фотография? Не может быть!

Я один отошел в новый открывшийся раздел импрессионистов и абстрактного искусства. Вырезки из цветной бумаги Матисса, с чистотой и упрощенностью красок, единственной линией, декоративностью и успокоенностью, – то, чего не могу осмыслить. Рисунки пером, изумительные. Он говорил: точность не есть правда.

Текучие, вьющиеся, но соразмерные краски полотен Кандинского. Его идея – уход от обрыдлого внешнего, фигуративного, натуралистического взгляда, со старым искусством типа сталинского или гитлеровского героизированного, застылости времени как вечности классицизма, уход от ходячих мыслей, спящего сознания.

Странно, то, что раньше видел бессмысленным смешением красок или нелепых линий, но не понимал, из-за своей "замороженности". Остро ощущал недостатки своего "совкового" воспитания, провинциального образования, оно во всех клеточках страны до самых окраин стало одинаковым, ненавидящим все незнакомое и новое, "бстракт", изматеренный науськанным идеологами малограмотным Хрущевым.

Отлежавшиеся испытанные пласты человеческих чувств – вне времени, они остаются такими же, как и раньше, только чуть присыпанные пеплом прожитого, чтобы жить дальше. Изменяется только внешний рукотворный искусственный мир вокруг, все более становящийся меркантильным.

Как понять западную живопись – кубистов, абстракционистов, дикарские полотна Пикассо с уродливыми мордами, вьющиеся краски Кандинского, превратившего фигуративное искусство в метафору игры космоса, когда это ново и требует опыта проживания таким способом познания.

Подгоняемый угнетенным состоянием, я усиленно читал, но мое самопознание мало продвигалось. Всегда хотел учителя. Но причем тут учитель? Разве он поможет найти себя вместо меня?

Я не мог не только понять абстрактное искусство, но и найти себя – не знал, что мои побуждения – не из нужных для общества идей, а они внутри меня, всей моей судьбы, – то, что боялся высказывать, как нечто личное, страшное, запретное. Странно, что многим, чтобы понять это, нужна целая жизнь. Это и было моим затором, отчего мучился. Весь народ мой – на пути осознания себя – это самое трудное в истории.

И вдруг все выстроилось в моей голове в нечто осмысленное. Увидел, как концептуалист Пригов, палку не палкой, а стрелкой часов Фуко с абсолютным временем. Как удивителен даже воздух этого раздела выставки!

Не знаю, отчего, мне захотелось жить. Я ощутил в картинах нечто гораздо более важное, чем в "фигуративном" искусстве. Что-то безбольное, высшее, над играющей на рояле Светкой, над любовью мамы, которая кричит, старается не рассмеяться. И выше того, что за характером ребенка, трудно влезающего в рамки, и странной похожестью наших с ребенком привычек.

Это была бездна, что кроется за красочной поверхностью бытия, – разъятие и синтез элементарных частиц, где проявляется суть мироздания, в которой мы – часть космоса.

Я чувствовал, что там разрешится цель моих поисков неизвестно чего, откроется смысл бытия.

Мне казалось, что уход от классического выражения чувства – это уход во все охватывающее чувство мудрой старости.

И уже охладел к "фигуративному" мышлению.

Дома увидел милое родное лицо жены, с морщинками у глаз, без красок, не уверенное. Не выдержал, потянулся к ней.

Она увидела во мне что-то необычное, и тоже потянулась ко мне.

22