Погиб Гагарин. На улицах говорили: «Символ был, не уберегли». Убийство Кинга, восстание негров в Америке. Новотный сдал Дубчека. Речь Гомулки о запрещении «Дзядов».
Сбежал писатель А. Кузнецов в Лондоне. «Отрекаюсь от всего того, что было опубликовано под моей фамилией». Волны гнева: сумасшедший? И как обмишулился «Новый мир», защищавший его книгу «Артист миманса». Да, ортодоксы будут торжествовать, а правда много потеряет.
21 декабря американцы запустили троих людей на Луну. Армстронг опустился на ее поверхность. "Один маленький шажок человека – и гигантский скачок для человечества". Космонавты приводнились. Переболели гриппом. Поражали снимки их телевидения: Луна как грязный пляж со следами ног, круглые кратеры, земля за лунной неровностью – ослепительным диском, ничего на ней не видно, невероятно! В "Правде" на третьей полосе напечатали фитюльку, вроде, ничего особенного. На работе наши возмущались, но в тряпочку.
Во мне невыносимо свербит зависть, что наш народ не смог подняться на такую же высоту. Стало так обидно за нас, начинавших победно еще тогда, в шестидесятые, что какие-то темные силы инерции сдерживают развитие страны. Это вспышка моего патриотизма, единственно настоящего и оправданного.
Я со Светкой играл в космонавтов. Изображал ракету.
–Товарищ космонавт, что вы скажете народу на прощанье?
– Я? Вот что скажу. Бога на Луне нету.
Светка неожиданно спросила:
– А почему мы американцам пакость не сделаем?
Откуда в ее головку залетает именно это недоверие плохих людей?
По Москве грипп, с высокой температурой. Встреча космонавтов. Кто-то стрелял в них, его забрали, и молчок. Говорят, стреляли в Брежнева.
– Что такое в телевизоре? – спрашивает Света. – На мавзолее хмурые люди, руками не машут.
***
Почему ежегодно человечество срывается с тормозов в дни Нового года (у католиков Рождества Христова)? Неистребимый оптимизм человечества? Усталость от пресса систем, правящих тысячелетиями, откуда можно хоть раз в году вырваться и оторваться, воображая полную свободу?
Писал в стенгазету министерства новогодний репортаж Меркурия. Любовался своей газетой, длинной, на всю стену.
Наши женщины принарядились. Лиля, обычно бесцветная, а тут – с укладкой волос, завитками на висках, блестя глазами, – новая, красивая, счастливая. Я сказал ей:
– Твои цвета: белый, голубой и розовый.
Она зарделась.
Раздавали "заказы". Лиля говорила мне:
– Не обделить бы Прохоровну. А то не оберешься.
Устроили корпоратив, как это теперь называется.
Пили в нашей комнате со сводами. Плели чепуху, тосты, молодые специалисты, шеф, подвыпивший кадровик, старые эксперты. Лариса сама, еще и мужа приволокла.
Прохоровна, как всегда, вела себя капризно, как ребенок, а мы – няньки. И говорила о ненавистнице Ирине, которую видела в Ленинграде, вышла растерзанной из номера гостиницы.
– А где Лида? – растерянно спросил я.
Кадровик опасно спросил:
– Кто обидел Лиду?
– Лида не пришла – застеснявшись, сказала Лиля. – Что-то ей сказали, мол, подстилка.
Все замолчали. Лидия Дмитриевна невозмутимо сказала:
– Да, я это говорила. А что? Это мое убеждение.
– Как же вы могли? – возмутились женщины. – Она и так…
Пить уже не хотелось.
Я предложил выпить за Лилю, она увольнялась. Она заспешила домой, ребенок остался один.
… Выпивший, я оглянулся, что-то сказать Лиле, а там – пустой стол. И стало грустно – четыре года вместе.
Пошли тайно с кадровиком на спецбазу Курортторга. Боже, что там было! Парное мясо, икра, апельсины…
– Демократия в действии! – торжественно сказал кадровик. – Здесь, вон, чемоданы откладывают для министров и прочих начальников.
Выдали набор продуктов к Новому году.
Купил на Арбате духи для Кати, и – домой.
____
Дома Светка была в кровати, бормотала спросонья:
" Квакин, Темур, Фегура "…
Катя выговаривала, что я так поздно. Я не выдержал:
– Все, больше не могу. Надо разводиться.
Она притихла.
– Никогда ты не разведешься. Пока я не захочу.
Мы удивлялись чему-то новому в поведении дочки.
Света как-то надела подаренный халатик. Пришли гости. "Это ты в школе научилась встречать гостей в халате?" "Да, в школе. А что?" А когда играла на рояле, мама: "Ты что, слепая, не видишь ноты?" А она: "Это у меня с детства". Были в восторге: наконец-то она научилась отвечать на вопросы. А раньше Юля поднимала руку, а наша – за ней: "Я это же хотела сказать".
Наконец, пришло время сдавать зачет. Света вышла из класса измученной, жалкой. И не хотела уходить, пока не выйдет преподаватель с отметками. Мама обмякла.
– В первый раз увидела, что она переживает. В прошлом году – по детски, а сейчас, как взрослая.
Дома Света молча ушла к себе. Я зашел.
– Похвалили тебя. Татьяна Николаевна в восторге. "Первую потерю" сыграла просто блестяще, на самую "пятерку".
Та помолчала.
– А почему других не похвалили?
– Они хуже играли.
Подумала.
– Ты не говори мне об этом.
– Но почему?
– Не хочу, не знаю… Ну, чего ты пристал? Человек не знает, почему.
Было жалко человечка, измотанного музыкой, повзрослевшего.
____