Читаем Родом из шестидесятых полностью

Погиб Гагарин. На улицах говорили: «Символ был, не уберегли». Убийство Кинга, восстание негров в Америке. Новотный сдал Дубчека. Речь Гомулки о запрещении «Дзядов».

Сбежал писатель А. Кузнецов в Лондоне. «Отрекаюсь от всего того, что было опубликовано под моей фамилией». Волны гнева: сумасшедший? И как обмишулился «Новый мир», защищавший его книгу «Артист миманса». Да, ортодоксы будут торжествовать, а правда много потеряет.

21 декабря американцы запустили троих людей на Луну. Армстронг опустился на ее поверхность. "Один маленький шажок человека – и гигантский скачок для человечества". Космонавты приводнились. Переболели гриппом. Поражали снимки их телевидения: Луна как грязный пляж со следами ног, круглые кратеры, земля за лунной неровностью – ослепительным диском, ничего на ней не видно, невероятно! В "Правде" на третьей полосе напечатали фитюльку, вроде, ничего особенного. На работе наши возмущались, но в тряпочку.

Во мне невыносимо свербит зависть, что наш народ не смог подняться на такую же высоту. Стало так обидно за нас, начинавших победно еще тогда, в шестидесятые, что какие-то темные силы инерции сдерживают развитие страны. Это вспышка моего патриотизма, единственно настоящего и оправданного.

Я со Светкой играл в космонавтов. Изображал ракету.

–Товарищ космонавт, что вы скажете народу на прощанье?

– Я? Вот что скажу. Бога на Луне нету.

Светка неожиданно спросила:

– А почему мы американцам пакость не сделаем?

Откуда в ее головку залетает именно это недоверие плохих людей?

По Москве грипп, с высокой температурой. Встреча космонавтов. Кто-то стрелял в них, его забрали, и молчок. Говорят, стреляли в Брежнева.

– Что такое в телевизоре? – спрашивает Света. – На мавзолее хмурые люди, руками не машут.

***

Почему ежегодно человечество срывается с тормозов в дни Нового года (у католиков Рождества Христова)? Неистребимый оптимизм человечества? Усталость от пресса систем, правящих тысячелетиями, откуда можно хоть раз в году вырваться и оторваться, воображая полную свободу?

Писал в стенгазету министерства новогодний репортаж Меркурия. Любовался своей газетой, длинной, на всю стену.

Наши женщины принарядились. Лиля, обычно бесцветная, а тут – с укладкой волос, завитками на висках, блестя глазами, – новая, красивая, счастливая. Я сказал ей:

– Твои цвета: белый, голубой и розовый.

Она зарделась.

Раздавали "заказы". Лиля говорила мне:

– Не обделить бы Прохоровну. А то не оберешься.

Устроили корпоратив, как это теперь называется.

Пили в нашей комнате со сводами. Плели чепуху, тосты, молодые специалисты, шеф, подвыпивший кадровик, старые эксперты. Лариса сама, еще и мужа приволокла.

Прохоровна, как всегда, вела себя капризно, как ребенок, а мы – няньки. И говорила о ненавистнице Ирине, которую видела в Ленинграде, вышла растерзанной из номера гостиницы.

– А где Лида? – растерянно спросил я.

Кадровик опасно спросил:

– Кто обидел Лиду?

– Лида не пришла – застеснявшись, сказала Лиля. – Что-то ей сказали, мол, подстилка.

Все замолчали. Лидия Дмитриевна невозмутимо сказала:

– Да, я это говорила. А что? Это мое убеждение.

– Как же вы могли? – возмутились женщины. – Она и так…

Пить уже не хотелось.

Я предложил выпить за Лилю, она увольнялась. Она заспешила домой, ребенок остался один.

… Выпивший, я оглянулся, что-то сказать Лиле, а там – пустой стол. И стало грустно – четыре года вместе.

Пошли тайно с кадровиком на спецбазу Курортторга. Боже, что там было! Парное мясо, икра, апельсины…

– Демократия в действии! – торжественно сказал кадровик. – Здесь, вон, чемоданы откладывают для министров и прочих начальников.

Выдали набор продуктов к Новому году.

Купил на Арбате духи для Кати, и – домой.

____

Дома Светка была в кровати, бормотала спросонья:

" Квакин, Темур, Фегура "…

Катя выговаривала, что я так поздно. Я не выдержал:

– Все, больше не могу. Надо разводиться.

Она притихла.

– Никогда ты не разведешься. Пока я не захочу.

Мы удивлялись чему-то новому в поведении дочки.

Света как-то надела подаренный халатик. Пришли гости. "Это ты в школе научилась встречать гостей в халате?" "Да, в школе. А что?" А когда играла на рояле, мама: "Ты что, слепая, не видишь ноты?" А она: "Это у меня с детства". Были в восторге: наконец-то она научилась отвечать на вопросы. А раньше Юля поднимала руку, а наша – за ней: "Я это же хотела сказать".

Наконец, пришло время сдавать зачет. Света вышла из класса измученной, жалкой. И не хотела уходить, пока не выйдет преподаватель с отметками. Мама обмякла.

– В первый раз увидела, что она переживает. В прошлом году – по детски, а сейчас, как взрослая.

Дома Света молча ушла к себе. Я зашел.

– Похвалили тебя. Татьяна Николаевна в восторге. "Первую потерю" сыграла просто блестяще, на самую "пятерку".

Та помолчала.

– А почему других не похвалили?

– Они хуже играли.

Подумала.

– Ты не говори мне об этом.

– Но почему?

– Не хочу, не знаю… Ну, чего ты пристал? Человек не знает, почему.

Было жалко человечка, измотанного музыкой, повзрослевшего.

____

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Ад
Ад

Где же ангел-хранитель семьи Романовых, оберегавший их долгие годы от всяческих бед и несчастий? Все, что так тщательно выстраивалось годами, в одночасье рухнуло, как карточный домик. Ушли близкие люди, за сыном охотятся явные уголовники, и он скрывается неизвестно где, совсем чужой стала дочь. Горечь и отчаяние поселились в душах Родислава и Любы. Ложь, годами разъедавшая их семейный уклад, окончательно победила: они оказались на руинах собственной, казавшейся такой счастливой и гармоничной жизни. И никакие внешние — такие никчемные! — признаки успеха и благополучия не могут их утешить. Что они могут противопоставить жесткой и неприятной правде о самих себе? Опять какую-нибудь утешающую ложь? Но они больше не хотят и не могут прятаться от самих себя, продолжать своими руками превращать жизнь в настоящий ад. И все же вопреки всем внешним обстоятельствам они всегда любили друг друга, и неужели это не поможет им преодолеть любые, даже самые трагические испытания?

Александра Маринина

Современная русская и зарубежная проза