Дали слово нашим экспертам. Они говорили, как доказали фирмам, что у них много недовложений. Начальник отдела Игорек Михайлов, от страха изгибаясь худой фигурой, развесил диаграммы. Раньше хищений было намного меньше, чем недовложений, а теперь наоборот – эксперты стали лучше выискивать хищения.
Председатель контрольной группы: у нас на примете те эксперты, у которых сплошь отмечены недовложения, а излишков не бывает. Да, есть у нас такие, с бегающими глазами.
Председатель парткома говорил о плохой работе Управления контроля, набравших малограмотных экспертов, отчего на нашем рынке неконкурентоспособные товары.
Кадровика Злобина не выбрали в члены парткома, он сидел потерянно-бодрый.
После обозленный шеф собрал нас в его кабинете. Разбирали ошибки в актах экспертиз.
– Вот пишете: бой произошел во время перегрузки-разгрузки работ при транспортировке". А где доказательства? Не хищение ли? Нет у вас доказательств, и не пишите домыслы!
Эксперт багровел:
– Эдак не надо вообще писать выводов, закрыть Управление.
Прохоровна с предусмотрительной яростью встала на сторону шефа.
За эксперта вступились. Кто-то прочел из Большой советской энциклопедии: в транспортировку входит упаковка и пр. Прохоровна с наигранным недоумением:
– До сих пор не знала, что транспортировка, это когда на колесах. Умный, знающий, возражая, всегда объясняет свои возражения.
К вечеру Прохоровна сказала томно:
– Чувствую, заболеваю. Если умру, ты знаешь, без меня тебе будет плохо.
Я, пересиливая себя, взял властный тон:
– Значит, так. Немедленно отправляйтесь домой, пусть обложат ватой и напоят мятой.
– Некому. Муж уехал на дачу.
Лиля нашептывала о кознях Прохоровны против нее.
– Премию ей, а нам ничего. Пусть! Я считаю, что шеф культурный человек, может быть, забыл. Да пусть пренебрегают. Ты поговори с ним, ладно?
Она надоедает, становится мелочна, и злословит. Впрочем, и я поддаюсь злословию.
***
Дома переставил мебель в моем углу – сделал себе что-то вроде кабинета.
Пришла Катя.
– Уютненький уголок сделал? Даже коврик себе забрал. Вокзал сделал из квартиры.
Отвернулась и заплакала. Я считал ее выше себя, уважал, а она за метры…
– У меня хуже, живу как на вокзале.
Молча стал переставлять мебель обратно. Она смешалась.
– Не надо, пусть так останется. Слышишь, не надо.
Я смотрел на нее и думал. А ведь она замучила себя работой, любовью к ребенку, болезнями близких. И как она благороднее выглядит в сравнении со мной. С утра – неутомима, полы, белье, еда, и упорные, настойчивые, во что бы то ни стало добиться – экзерсисы с ребенком на рояле… А тут просиживание штанов на работе, сидение за книгами и машинкой, и самокопание, поиски себя.
Она сказала, сдерживая слезы:
– Если не хочешь… Переселяйся… Я приготовила все справки. Все чего-то жду, не подаю в суд.
Я сразу забыл об обиде за кабинет. Внутри тревожно посерьезнело.
– Глупая ты. Еще пожалеешь.
Да, я не мужчина. Почему так? Кто в этом виноват? Я, да, виноват. Но почему не могу быть нормальным? Разве можно заставить себя изменить свой настрой? Когда вокруг все так…
Я не знал, что – все так?
А, ведь, как легко устранить этот содом семейной жизни – рассмеяться, заражать остроумием, ходить вместе на лыжах, в театры, и все забудется, что вызывало злобу.
____
Страшная тоска. Тамарина нет, не пришел. Хоть с кем бы встретиться… Медленно пошел в редакцию – там никого. Сел на скамейку. Вытащил блокнот, перебрал телефоны – не то, снова спрятал. Поплелся к Бате. Дурак я, и не знаю, что мне нужно, хоть головой кидайся вот в этот пруд!
Вспомнил Чехова. Забыл главное – чистоту, счастье, красоту, молодость, жизнь – инстинктивную, утробную.
Я хочу писать книги, готовлюсь, чувствую в себе талант. Но не хватает энергии творчества, увлеченности. Наверно, по-настоящему любимого дела. Откуда их взять? Что такое душевная энергия? Она зависит от желания найти в душе нечто окрыляющее. Нечто возносящее в центр энергийной силы, откуда ясно открывается мир человеческих страданий и счастья.
Но тут возникает новая преграда. О чем ни подумай – все запретно. А о запретном не было смысла писать. Это было бы бесполезно, по крайней мере, в нашей омертвляющей чувства системе. Мне было невыносимо жалко себя, и всех, хороших и плохих, вроде Тамарина.
Пошел в кино на "Новые приключения неуловимых". Стоял в очереди на морозе, пацанята, замерзшие и дерзкие, хотели проскользнуть без очереди. Тип двинул в зубы пацана в осеннем пальтишке, худенького, с открытой шеей. Я с ненавистью влез: "Хам!" Тот увидел мое готовое на все отчаяние, и слинял.
Смотрел глупенькие сценки преследования, и почему-то хотелось плакать. Как хорошо – эти восторженные пацаны в зале, эта дружба, верность и отчаянность на экране. Хорошо, неизвестно от чего. От всего живого, тянущегося к Великому огню.
20
У Юры Ловчева и Гены Чемоданова – на шестом этаже "Молодой гвардии". Накурено, намусорено, но дизайн современный. Висит афиша, призывающая к чему-то калмыков.
Гена показывал отредактированные книги о революции. Все – голая пропаганда.