Родословная советского коллектива

Из многообразия традиций и обычаев нас сейчас интересуют лишь характеризующие отношения людей друг к другу и ближайшему социальному окружению. Согласно весьма убедительной и популярной гипотезе американского психолога А. П. Фиск[1-42], базисом подобных отношений является принятый в общности способ распределения благ и ресурсов. По мнению автора, таких способов, определяющих элементарные формы взаимодействия, всего четыре. Первый — коммунальное распределение (communal sharing) по потребностям, т. е. основанное на взаимности совместное использование общего достояния группы. Второй — распределение в соответствии с властными полномочиями (authority ranking), когда получение блага определяется рангом в иерархии, признанным авторитетом и соответствующими привилегиями. Третий — распределение поровну (equality matching), когда господствуют сбалансированные отношения равенства. Четвертый — рыночное распределение (market pricing), когда каждый получает пропорционально сделанному вкладу. По мнению А. П. Фиск[1-43], перечисленные способы распределения ресурсов задают фундаментальные модели социального взаимодействия, мышления и эмоций, являющиеся универсальными для всего человечества. Исчерпывают ли названные элементарные формы все возможные «кирпичики» непосредственных контактов — предмет особого разговора. Важно иное: каждая из них — свидетельство вовлеченности человека в контекст межиндивидуальных связей, в группу, и потому может служить индикатором реальной взаимозависимости — коллективности! — повседневной жизни. Словом, «механика» человеческого бытия подтверждает правоту Аристотеля: человек — общественное животное вне зависимости от отношения к обществу, будь то отечество, семья или трудовой коллектив.

Это заключение обосновано, но не вполне корректно. Как мы убедились, приверженность к коллективу, приоритет общих целей, товарищеская взаимопомощь и т. п. — не только порыв души, но и нормативные идеологические предписания. Идеологической подоплеки не лишена и апологетика личностной автономии, самодостаточности, независимости, конкурентоспособности и прочих индивидуалистических ценностей. Оценочный характер трактовки коллективизма/индивидуализма отмечают и некоторые зарубежные исследователи этих культурных синдромов[1-44]. «Коллективизму часто придают уничижительный смысл, особенно в западных странах: он провоцирует конформизм, подчинение давлению группы и утрату индивидуальности. Его отрицательная оценка обусловлена также преувеличенным значением индивидуализма. Эти негативные коннотации сказываются в интерпретациях и стирают границы между научным исследованием и декларацией идеологической позиции. Необходимо подчеркнуть — существует и противоположная тенденция. Критика господствующих в западном обществе индивидуализма и эгоизма способствует облагораживанию образа «незападного» человека указанием на его духовность и приверженность общине»[1-45]. Размышления швейцарской коллеги Евы Грин подтверждают правоту Галины Михайловны Андреевой, подчеркнувшей в первом в нашей стране университетском учебнике социальной психологии, что эта дисциплина «по своему существу является наукой, стоящей весьма близко к острым социальным и политическим проблемам, к идеологии...»[1-46].

Идеологически нагружены не только повествования о коллективизме и индивидуализме, что обусловлено мировоззрением авторов, но и сами эти феномены — ценности, взгляды, чувства, привычки, составляющие идеологию отношения к себе и социальному окружению. Идеология не сводится к официально санкционированным терминальным ценностям общественного бытия или девизу момента. Об этом позже. Сейчас подытожим ответы на главный вопрос данного раздела: почему трудовой коллектив послужил пространством, а порой и смыслом жизни огромного числа соотечественников в эпоху развитого социализма? С «пространством» достаточно ясно, в 1980-е гг. его не выбирали. Административно-правовая регламентация трудовой активности граждан предписывала обязательность принадлежности к коллективу и наделяла его полномочиями распорядителя жизненных благ (жилье, медицинское обслуживание, образование, отдых, дошкольные учреждения и т. д.), распространявшихся на членов семьи. Трудовой коллектив не был, разумеется, единственным пространством жизни, но для большинства чрезвычайно значимым, конкуренцию ему могла составить разве что семья, чьи интересы, впрочем, нередко приносились в жертву служебным обязанностям. О последних не забывали, даже провожая человека в последний путь: врач, инженер, полковник, учитель — почти непременные элементы эпитафий того времени. Впрочем, древнеримские надгробия аналогичны[1-47]. Профессиональные достижения были и остаются критерием общественного признания человека даже перед лицом вечности.