«Родственные души» и другие рассказы

И ушла. Ее потом арестовали за хищение ценного лекарства и судили. Больше я никогда в жизни ее не видела. Я даже не помню, как ее звали, и называли ли ее по имени или так и говорили «беженка», «эвакуированная» или просто «медсестра». А я вот живу — за себя и за ее маленькую Светочку. Две жизни.

Потом поехала в райцентр, поступила в медучилище. Мама дала юбку и кофту бязевую. Стала учиться на вечернем и работать на консервном заводе. Купила ситцевое платье, потом накопила на отрез, и знакомая сшила мне платье из штапеля. Это была такая радость! Потом на рынке купила себе пальто — воротник собачий, подкладка изодрана...

После училища устроилась работать в госпиталь, приду — повешу пальто так, чтобы никто дыр не видел. А потом мне от госпиталя — а я хорошо работала, старалась — дали однокомнатную квартиру. А еще позже я счастливо вышла замуж и родила свою дочку. Но это уже совсем другая и еще более радостная, счастливая история. А вы говорите: какие там радости?!

Николай Иванович молчал. Она посмотрела на своего попутчика и увидела, что он плачет. Смахнул слезы тыльной стороной широкой мужской ладони и сказал медленно:

— Вы знаете, а у меня ведь тоже в жизни случалось много радостей. Как я мог забыть о них?! Сам не знаю... Я ведь раньше совсем не такой был! Я был очень добрый! Веселый! Шутил, улыбался! Пока жена была жива, я часто песни пел. Просто так хожу — и пою... Господи, я был не такой, как сейчас!

Надежда молчала. Потом легонько погладила попутчика по руке маленькой ладошкой:

— Я знаю, вам просто очень одиноко. Не унывайте, не нужно... Вы ведь едете в гости?

Николай Иванович оживился:

— К дочери и внуку. Они — мое утешение. Редко видимся только. Спасибо вам, Надежда.

— За что, Николай Иванович?

— За вашу доброту. За ваш рассказ. Рассказ о радостях Надежды.

И они улыбнулись друг другу. И достали из пакета по желто-солнечному мандарину. А снег за окнами автобуса все шел и шел, и черная дорога и темнеющие деревья становились белоснежными и первозданночистыми.

Посреди сени смертныя

Падал чудесный долгожданный снег, поля вдоль дороги становились белыми, чистыми, елочки вдоль обочины принаряжались к Новому году. Только Алексей этот Новый год не встретит. Автомобиль мчался вперед, а счет его жизни шел уже на минуты.

Маленький был, считал, вот наступит 2000-й год, ему стукнет тридцать лет — и начнется старость. Наступил 2000-й — а старость не пришла, отодвинулась за горизонт. Недавно еще думал: в 2015-м сорок пять исполнится, а старым до сих пор себя не почувствовал... Прикидывал: сколько еще проживет — двадцать, тридцать? Пытался представить себя старым... Зря пытался — старым он никогда не станет. Умирать очень не хотелось. Сильно не хотелось ему помирать-то.

«Эх, напрасно старушка ждет сына домой, ей скажут—она зарыдает...» Бедная мама... Так радовалась за него — радовалась, что к Богу пришел, что помогает батюшке, что всей семьей в храм ходят. Помолодела даже. После смерти отца наконец снова улыбаться начала. А теперь что?!

Очень жалко было Иринку, жену, как она там без него будет? Но больше всех — как острое жало в сердце — Мишку, сына. Так ждал парень снег, хотел с отцом снеговика слепить, елку ждал к празднику — пятый Новый год в его маленькой жизни... Кто теперь ему этого снеговика слепит? Кто елку принесет? Кто его, маленького, смешного, белобрысого Мишку, в школу через пару лет поведет?

Эх, нужно было сопротивляться, драться, кричать, может быть, или бежать. А он не сделал ничего, сел в эту машину, как овца на заклание. Полицейская форма парализовала сопротивление — привык быть законопослушным. Сказали: «Вы, гражданин, похожи на фоторобот подозреваемого, находящегося в розыске. Проедем в отделение».

И только в салоне, слушая развязные разговоры с четко уловимыми блатными интонациями, понял — оборотни. Бандиты в форме. Здоровые, мордастые, навыкшие к грабежам. Ждали его. Узнали как-то, что с деньгами, — он вез крупную сумму на строительство храма. Люди миром собирали, и сам вложился.

И ни в какое отделение они не поедут. И живым из этой машины он не выйдет. Сжали с боков тесно. Он и сам не слабак, но с тремя не справиться. Сидящий справа, помоложе, скомандовал хриплым, злым басом, уже не скрываясь:

— Деньги давай! Сами найдем — хуже будет!

Подумал: даже если отдаст деньги — живым не отпустят.

Мужик слева, постарше, пожилой уже, рявкнул:

— Затихни, малой! — Потом спокойно, властно добавил: — Всему — свое время. Чего ты мне человека пугаешь?! Как баба-яга говорила? Напои, накорми, а потом уже и спать уложи. Как там тебя по паспорту? Алексей? Леха, у меня сёдня день рождения. Родился я седня, Леха. Ты ведь выпьешь за мое здоровье? Проявишь уважение? Все по понятиям.

Водитель обернулся, весело пошутил:

— Он богомольный, понятий не знает, с попами дружит. Леха, как там у вас: кто попросит у тебя верхнюю одежду, отдай ему последнюю рубаху! Видишь, мы люди тоже подкованные!