Рогатый папа

Радость, которую я испытала в первую секунду, как об айсберг разбилась о недоумённые хмурые взгляды остальных девчонок. Даже Светка держалась словно в стороне. Галка и вовсе не скрывала недовольства, скривив аккуратные губы в презрительной усмешке.

Не нужно было работать в театре даже дня, чтобы понимать значение этой гримасы.

На сцену я выходила словно под дулами автоматов, так ощущались все эти взгляды. Это было совсем не то сладкое волнующее чувство, когда ты солируешь перед переполненным залом. Когда за каждым твоим движением следят с восторгом.

Здесь, пожалуй, приняли бы меня с восторгом, лишь упади я здесь и сейчас и сломай ногу.

Покрытие, повреждённое от падения прожектора, оперативно переложили, восстановили разметку, и лишь слегка другой оттенок краски напоминал теперь о том, что только чудом это место не стало для кого-нибудь последним.

«Чудом, как же».

Как сказал Герман вчера? «Мир не такой, каким иногда кажется». Но хоть и Голливуд, и даже отечественный кинематограф усердно старались готовить меня ко всему, вполоть до нашествия зомби, я до сих пор не была уверена, что все случившееся мне не привиделось.

В этот раз Галка танцевала как обычно. Я с досадой подумала, что отчего-то Нагицкий не торопится почтить эту репетицию своим присутствием. Но тут же одёрнула себя. Не такой ценой я хотела бы победить и получить партию.

Труппа, в основном, девушки, проявила к Гале неожиданную лояльность, подбадривая, хлопая и улыбаясь. Я почти слышала, как в этот момент скрипнули друг о друга мои зубы. В принципе становилось ясно, к чему всё идёт.

– Сносно, – сдержанно похвалил балетмейстер. Довольная Гончарова упорхнула в кулису, – Эльтова, давай.

Я тряхнула головой, отгоняя нехорошие мысли, и в такт музыке влилась в партию.

Медленное вступление. Вокруг тишина, только плавная тягучая мелодия и стук пуант о покрытие.

Сосредоточенно двигалась, ничего вокруг не замечая, следя лишь за разметкой и музыкой. Вот я оббежала сцену, делая широкий круг, снова плавные печальные движения.

Жете. Ещё жете.

Наконец финальная серия туров.

Предвкушая триумфальную точку, отдалась музыке и танцу, двинулась к краю разметки в цепочке поворотов, и тут…

Неосторожно приблизившись к одной из кулис, я почувствовала движение воздуха и сразу – рывок. Не удержавшись на ногах, с коротким вскриком упала, краем глаза заметив, как толкнувшая меня фигура мгновенно исчезла в кулисе.

Подобравшись, я вскочила и докрутила туры. Но впечатление, разумеется, было уже безнадёжно испорчено.

– Поздравляю, Галь, – тем же приторным голоском протянула Ксюша, и к ней присоединился нестройных хор других голосов.

– Тихо! – недовольно бросил балетмейстер. – Рановато тебе, Эльтова, пожалуй… Хотя я ещё подумаю.

Последняя фраза вызвала в рядах труппы недовольное гудение, но вслух никто не высказался. Я же внимательно всматривалась в лица, стараясь понять, кто меня толкнул. Выходило, что кто угодно мог.

– Ну молодец, Ирочка, – дождавшись, пока балетмейстер отвлечётся на кого-то из парней, ехидно бросила Галя, – всего своим трудом добилась.

«Да если бы не я, тебя бы прожектором…» – едва не сорвалась с языка ответная реплика, но я вовремя осеклась.

– Ты на что-то намекаешь? – холодно вежливо процедила я взамен.

– Ну что ты, нет, конечно, – хмыкнула Гончарова и удалилась, обдав меня волной тяжёлых духов.

Ну и где сейчас та милая веселая девушка, которая еще недавно беспокоилась о том, как я добралась до дома? Или, может, это она меня и толкнула? Устраняла конкурентку?

Сейчас, кажется, я не удивилась бы уже ничему.

Когда репетиция закончилась, я нарочно задержалась дольше всех, чтобы теперь одной стоять под струями воды в душевой, расположенной в раздевалке.

И теперь остервенело шоркала себя мочалкой. Обычно я никогда сильно не намыливалась, и уж тем более не натиралась, когда мылась на работе. Главным было просто смыть усталость после длинных скачек на сцене, да вернуть себе немного сил и энергии.

Но сейчас я изо всех сил терла кожу, несмотря на то, что та уже покраснела. Мне просто физически нужно было избавиться от всех слов, что я слышала сегодня в свой адрес, от всех косых взглядов.

И ведь я до этого искренне считала, что Герман менял девушек, бросая то одну, то другую. Но что если виноват в этом был вовсе не он? Просто те, с кем он начинал общаться, сами не выдерживали подобного натиска коллег и прекращали общение?

Все разом сговорились, решив сделать мою жизнь невыносимой. Откуда такое единодушие? Или это ревность? Каждая уже успела побывать в его постели и теперь мстила мне, как более удачливой конкурентке?

Нагицкий сказал, что заберет меня после репетиции, и сейчас, должно быть, уже ждал в машине. Но я не хотела к нему выходить. Не после того, что было сегодня.

Я ведь даже не знала, общается ли Светка со мной как прежде. Она спросила перед выходом, ждать ли меня, а я мотнула головой. Хотела побыть одна.

Но ведь она тоже могла подумать, что это из-за того, что я теперь зазналась!