Рогатый папа

Все это в один миг пронеслось в моем воображении. Благоразумие вопило, что нужно капитулировать.

К черту благоразумие. Или, в данном случае, – к фавну.

Взяла в одну руку губку, а в другую баночку с гелем для душа. Звучно щелкнула крышкой.

Герман медленно-медленно облизнулся. Я замечала у него этот жест, он часто сидел так на репетициях и облизывался. Будто мы все для него были лишь кусками мяса разной степени прожарки. Но если на репетициях он пугал меня, то сейчас выглядел дико порочно.

Не глядя, выдавила гель на губку и несколько раз сжала ее, вызывая густую мыльную пену, а затем, отставив баночку в сторону, начала медленно водить губкой по своему телу.

Кожа под взглядом Нагицкого горела не хуже, чем от его прикосновений, под этим тягучим пьянящим вниманием я и сама невольно начала дышать глубже, внутри скручивалась тугая пружина желания.

«Что же я творю?»

Но отступать было поздно. А Герман по-прежнему не двигался, словно завороженный моими движениями.

Руки предательски дрожали, и, чтобы хоть немного расслабиться, я прикрыла глаза, закусив губу. Только шум воды, теплые капли, обволакивающие тело, и мягкая пена.

«Ну же… давай… – мысленно подначила я мужчину. – Неужели тебе не хочется?»

Неожиданно мою ладонь накрыла чужая. Властная, сильная. Губка скользнула из моих рук в его.

Вентиль скрипнул – Нагицкий перекрыл воду, а затем чуть подтолкнул меня к стене. Я не сопротивлялась – послушно прижалась к холодной кафельной поверхности.

Сердце колотилось как бешеное, все внутри предательски сжималось от предвкушения. И я действительно этого желала, хоть и не хотела признаваться даже самой себе.

Он коснулся рукой моей талии, отчего по внутренней стороне бедер пробежали мурашки. Я выгнулась ему навстречу, с силой кусая губы. Словно боль была способна отрезвить меня, но она лишь сильнее погружала в пучину возбуждения.

«Сделай хоть что-то!» – взмолилась я. Попыталась повернуться, чтобы посмотреть назад. Но он мягко, но твердо удержал меня за шею, не давая этого сделать.

– Стой так, – придвинулся почти вплотную. Я ощущала кожей ткань его дорогущего костюма и его ответное желание. Его дыхание обжигало шею, Герман наклонился еще ниже. – Мне будет удобнее.

Его язык коснулся мочки уха. Я скосила глаза и увидела, что он совсем не человеческий. Длинный, раздвоенный. Вот только вместо того, чтобы испугаться, я начала представлять, каково это – целоваться с таким. А если целовать будет только он и не только в губы…

Краска прилила к щекам от возникших в голове образов.

В этот момент Нагицкий чуть отодвинулся, а я все же не удержала разочарованный стон. Мужчина, одной рукой по-прежнему удерживая меня, второй начал осторожно тереть мою спину губкой. Это длилось всего минуту. После чего он положил губку в сторону и, наклонившись, снова лизнул мое ухо:

– Я закончил, – его голос пробирал до самых костей.

Герман отступил, а затем снова включил воду. Прохладные капли вновь обняли мое разгоряченное тело, смывая густую пену. Я несколько раз сглотнула набежавшую слюну. Он не фавн, он – демон, сам дьявол. Самый настоящий.

Как получилось, что я попалась в собственную ловушку вместо него?

Повернулась – он стоял всего в полуметре, костюм чуть потемнел от воды. Но на фоне больших, загнутых к затылку рогов это было мелочью. Черные белки, словно каждый глаз – один огромный зрачок – смотрели в самую душу.

– Ты ведь не думаешь, что я забыл о нашем маленьком уговоре? – его губы дрогнули в подобии улыбки, и он снова плотоядно облизнулся. – Думала избавиться от меня?

Возбуждение не стало меньше, но к нему прибавился страх. Густой, проникающий в сознание, заставляющий делать глупости.

Стук сердца был громче шума воды, а тряслись теперь не только руки, но и ноги.

Вот теперь точно наорёт, вытащит из душа, голышом бросит в машину и увезет.

Что мне еще оставалось делать? Взяла всю свою волю в кулак, чтобы не показать того, что действительно творилось у меня на душе.

Вышла из-под душа, подхватывая полотенце. Вскинула голову, подбородок подняла вверх.

«Представь, что ты на сцене, – мысленно подбодрила я себя, проходя мимо Нагицкого с невозмутимым видом. – А он просто такой же танцор, с реквизитом на голове…»

– Скажем так, я на это очень надеялась, – я постаралась сказать это как можно более холодно, но собственный голос подвел меня, дрогнув.

Все обиды сегодняшнего дня, все преследовавшие меня сплетни разом обрушились, придавливая гнетом своей тяжести.

Герман ухватил за руку, когда проходила мимо него, развернул. Его внимательные глаза заскользили по моему лицу, что-то выискивая в нем.

Я думала, он начнет язвить. Или скажет что-то очевидное, вроде «признайся себе, ты надеялась не уйти от меня, а чтобы я тебя взял…»

– Тебя кто-то обидел? – хмуро спросил он.

Вопрос прозвучал настолько неожиданно и настолько в точку, что я не выдержала прямого взгляда и отвернулась.

Ну скажу я ему, что он сделает? Ноги всем переломает? Прикажет уволить весь театр? Приставит телохранителя? Да упаси боже!

Нет, проблемы с безмозглыми сплетницами мне придётся решать самой.