Рогатый папа

– Кроме тебя – никто, – в итоге, безрадостно отозвалась я, подняв голову.

Вот только по темному прищуру его глаз становилось ясно, что он уже уловил мое настроение и попытается докопаться до правды сам.

Этого допускать не хотелось. Его заступничество вполне могло сыграть прямо противоположную роль. Еще решит, что мне опасно бывать в театре, и отправит в досрочный декретный отпуск.

Краем глаза я заметила, что дверь распахнулась. В душевую влетела Ксюша, не сразу заметив, что она тут не одна. Девушка рванула к вешалкам, вернее, к торчащим штырькам в стене, что их заменяли. Она подцепила одиноко висящий полиэтиленовый пакет с какими-то вещами, облегченно выдохнула и лишь затем заметила нас с Нагицким.

О двусмысленности позы и говорить не приходилось. Я была завернута лишь в одно полотенце, Герман был хоть и одет, но стоял так близко, что вопросы отпадали сами собой.

– Оу… извините… – проблеяла Ксюша, пятясь назад, – пакет забыла…

Нагицкий же по-прежнему смотрел лишь на меня. Вопросительно приподнял бровь, словно ожидая, что я сама попытаюсь что-то ответить нашей нечаянной свидетельнице. А может, думал, что я начну демонстративно вырываться? Или же просто начал о чем-то догадываться?

Мысленно представила, что будет твориться завтра на репетиции, новый виток сплетен, возможно, опять какая-нибудь гадина попробует испортить мое выступление…

«А не пойти ли им всем к черту!» – мысленно выругалась я и неожиданно для самой себя обхватила мужчину руками за шею, притягивая к себе.

Это было словно прыжок в реку с разбега, словно выпить холодной воды в полуденный зной, словно из зимы сразу оказаться в лете.

Ксюша, сплетни, сама душевая, где они сейчас находились. Все исчезло в обманчивой мягкости его губ. Обманчивой, потому что стоило лишь немного поддаться ей, как тут же накрыла штормовая волна, погребая под собой, сминая все на своем пути.

Хлопнула дверь – Ксюша выбежала, наконец то оставляя их, торопясь должно быть разносить сплетни. Но кого это сейчас волновало?

Руки, дразнящие прикосновения.

Не те, практически целомудренным поглаживания губкой минутами ранее, а такие, что все тело буквально сгорает страстью, заставляя иступлено прижиматься к желанному мужчине.

И я покорно изгибалась на встречу его рукам. Кажется, еще чуть-чуть и полотенце – последний оплот моей брони – падет к его ногам вместе со мной.

Прямо здесь и прямо сейчас. У стены в незапертой душевой, куда в любой момент может войти еще кто-нибудь.

Герман на миг отстранился:

– Если хочешь, что бы мы продолжили, ты должна сказать мне об этом в слух.

Я отчаянно замотала головой, отступая назад, мутным взглядом осматривая все вокруг.

Мужчина облизнулся, но, вопреки моим опасениям, не стал настаивать.

– Оденься, я покажу тебе кое-что. – улыбнулся краешком губ, и кивнув, вышел из душевой.

Одеться, после всего что случилось, оказалось ой как не просто. Руки не слушались, джинсы не желали налезать на влажное тело.

«Может дело вовсе не в том, что тело влажное, а я просто поправилась?» – отогнав не добрую мысль еще раз насухо вытерлась полотенцем.

Располнеть – было тайным кошмаров всех, кто танцует в балете. За слишком резкую прибавку могли и уволить, как профнепригодных.

В прочем, месяц, два – и мне в любом случае придется отказаться от выступлений на сцене. Все что я могу, это попытаться получить роль в Спартаке, который мы будем показывать на балетном фестивале, ведь следующая моя роль, будет уже не скоро.

Думать обо всем этом было страшно, муторно. Пока я не готова была представить себя матерью, и понятия не имела, как собираюсь со всем справляться.

Да, зарплата у нас в театре была выше средней по городу, но в декрет из коллег практически никто не уходил, и посоветоваться было не с кем.

Наконец закончив с переодеванием, взяла свои пакеты с балетным скарбом, и вышла в коридор.

Нагицкий с невозмутимым видом стоял прислонившись к стене, и скрестив руки на груди.

– Оставь это пока. – кивнул Герман. – Мы сюда вернемся.

От взгляда на него, кровь невольно прилила к щекам.

«Я не такая, я жду трамвая…» – вспомнилась мне шутливая фраза. – «Да уж, не такая! Еще как такая! Такая же, как и остальные курицы, вешающиеся ему на шею! Сама же целоваться полезла!»

Распекая себя, я двинулась вслед за мужчиной. Пусть показывает, что он там задумал, главное, что б это не оказалась двуспальная кровать, которую он тут со всеми использует.

Мы спустились по широкой лестнице, выкрашенной по краям синей краской в тон стен подвала. Тут пахло сыростью, что-то капало с протянутых вдоль труб.

Нагицкий принялся шарить по карманам, пока наконец не выудил связку позвякивающих ключей.

– Какой тут пол грязный… – машинально произнесла я, с досадой оглядывая потемневшие носки балеток.

– Уборщики сюда не заходят обычно. Раньше вон там архив был, – он кивнул в сторону одной из многочисленных дверей. – но из-за высокой влажности перенесли. Прямо под зданием проходят грунтовые воды.