Рогатый папа

Его объятия не вызывали ни сопротивления, ни протеста в душе. Они казались уместными и желанными. Была ли это странная магия загадочной статуи? Так или иначе, я лишь откинулась назад, упиваясь этим мгновением умиротворения.

– Когда наверху танцуют – здесь тоже загорается свет? – я доверчиво повернула голову, и мои глаза оказались прямо на уровне губ Германа.

Я непроизвольно сглотнула.

– Нимфы и фавны – это представители одного и того же вида. Только нимфами называют женщин, а фавнами – мужчин, – Нагицкий чуть наклонился к моим волосам, вдыхая их запах. – Так вот. Свет уже угасшей души способна зажечь только настоящая нимфа.

– Хочешь сказать, что я… – то, что в мире существует нечто за гранью разумного, принять еще было можно. В конце концов, моя мама все детство при любых болячках таскала меня не по нормальным врачам, а по бабкам-знахаркам. Но вот то, что я сама – часть этого мира за гранью, верилось с трудом.

– Ну либо маленькая нимфа сейчас находится внутри тебя, – мужчина положил мне руку на живот, и я, даже не подумав о том, что делаю, накрыла его ладонь своей.

В этот момент беременность мне представилась чем-то сказочным. Словно во мне были не два зародыша-эмбриона, а две маленькие феечки, с крыльями и волшебными палочками.

Глава 13

В дом Германа мы ехали на его машине. Никто не разговаривал, но молчание при этом было уютным, каким-то объединяющим. После увиденного в подвалах театра – в особенности после странного видения о рогатом мальчике и его деспотичном отце – мне о многом надо было подумать.

А Нагицкий словно чувствовал это и не задавал вопросов, не давил. Лишь когда мы проехали тот злополучный шлагбаум, огораживающий улицу с частными домами, тишину нарушил телефонный звонок.

– Слушаю, – лицо мужчины разом стало серьезнее, он нахмурился. – Руслан, есть результаты? Хм… Уверен, что мое присутствие необходимо?..

Герман свернул на участок и припарковался.

– …Хорошо, скоро буду, – тон его был не слишком радостным. Он отключил телефон и повернулся ко мне: – Мне придется уехать, пожалуйста, побудь в доме. Если захочешь куда-то поехать, позвони и предупреди. Договорились?

– Могу ехать куда захочу? – я удивленно приподняла брови.

А мне казалось, что меня в золотую клетку посадили под видом защиты.

– Я, по-моему, сразу дал понять, что силой удерживать тебя не собираюсь, – в его голосе проскользнули обиженные нотки. – Но я еще не разобрался до конца с историей твоего отравления или не отравления, так что, согласись, неразумно списывать со счетов опасность. Я беспокоюсь за тебя.

– Хорошо, – спорить сейчас не хотелось. Не после того, как я танцевала перед статуей Терпсихоры, или кем там была эта древесная женщина. На душе было так спокойно и умиротворенно, что даже мысль о возможном конфликте вызывала отторжение. – Я никуда не собираюсь. Но если соберусь, то позвоню тебе.

– Вот и отлично, – во вздохе было облегчение. – Я постараюсь приехать к ужину. Но если не успею, то и не жди.

Герман подождал, пока я переступлю порог дома, и лишь после этого завел мотор и уехал.

Как все-таки странно. Еще с утра я надеялась никогда больше не возвращаться в этот дом. Днем, после подставы от коллег, я мечтала никогда не встречаться и с самим Германом, а сейчас при мысли о кривляньях Ксюши или бессильной зависти Галки мне становилось просто смешно.

Какие это мелочи по сравнению с волшебством! Настоящим волшебством, свидетелем которого я стала. И не просто свидетелем, а неотъемлемой частью. Волшебством, которое было не только в странных деревьях или потустороннем свете, а главное, в новой жизни, которая сейчас зарождалась внутри меня.

И сейчас я была почти уверена в том, что мальчик, которого я видела, – это Герман, только в детстве. Может ли быть, что его отец был извергом, пытавшимся сделать из сына вундеркинда? Запрещал игры, прогулки… Если все так, тогда и то, что медицинский Герман закончил уже очень давно, не выглядело странным. Посвящая все время учебе, он мог поступить туда, например, в пятнадцать или даже раньше.

Вот только зачем отцу Германа все это надо было? Он не выглядел как родитель, помешанный на успехе своего ребенка.

Я нахмурилась, пытаясь вспомнить, о чем шла речь. Сейчас, хоть прошло еще совсем не много времени, точные фразы почти стерлись из памяти. Но вот то, что кричал разгоряченный мальчик, я помнила:

«…плевать хотел на свой талант! Он нужен только тебе, чтоб жрать!».

Что бы значило это «жрать»? Или фавны как вампиры из фильмов и книг? У них тоже особая диета?

И как понять то, что ответил мальчику отец?

«…да что б ты понимал в голоде…Тебе мало того, что ты уже сделал со своей матерью?»

– А Герман Игнатьевич не с вами? – удивленным голосом прервал размышления Антон, вышедший мне навстречу.

– О, он… – я не сразу сообразила, о чем вообще меня спрашивают. – Да, он уехал. Какой-то срочный звонок.

– Ох, черт… – парень смешно поморщил нос. – А я как раз хотел попросить его помочь выбрать текст для поступления… Он ведь знает всех этих театралов, что им нравится, и вообще…