Рогнеда. Книга 1

— Этого заковать в железа и в темницу!!! На хлеб и воду, чтоб впредь знал, как добро боярское блюсти. Но прежде батогов всыпать!!! — Повертел головой. — А Демьян куда запропастился? Что-то не вижу я его. Тоже что ль в бега подался? Господи, да что происходит-то в вотчине моей?!

Неожиданно под руку бесстрашно сунулся плюгавый мужичок. Из тех, что всегда ошиваются возле хозяйского подворья, рассчитывая на дармовую краюху хлеба.

— Дозволь слово молвить, кормилец! — склонился в поклоне перед посадником.

Фирс Матвеич смерил мужичка недовольным взглядом.

— Ну. Чего тебе?

Мужичок распрямился, как-то бочком придвинулся к посаднику, заглянул в глаза.

— Углядел я, кто это был, и одного узнал. Аккурат луна на небо вышла, я и разглядел татей ночных, слава тебе Господи.

— А если узнал, то и говори, старая кочерыжка! Не тяни!

— Онуфрий это, боярин.

— Кто таков? Да говори толком! Я что, всех холопов поименно знать должен?

— Стражник из ночного дозора. Он это, ошибиться я не мог.

— Вот оно что… — протянул Фирс Матвеич, подобравшись. Значит, здесь тати, недалеко ушли, и есть еще возможность вернуть охальников, да и Рогнеду заодно. — Где этот Онуфрий проживает, знаешь?

— Знаю, хозяин! — Мужичок опять переломился в поясе.

— Тогда на коней!!! Не дадим уйти татям.

Вскочил на коня, поворотился к Дашке.

— Останешься здесь. Пригляди за всем! — И бросил в сердцах: — Никому веры нет.

* * *

Онуфрий, истекая кровью, пытался спастись. Ухват настиг его возле самого овина,[34] пинком перевернул на спину, прижал к земле.

— Куда ползешь, словно червь? — оскалился, видя беззащитность жертвы.

— За что? — прохрипел Онуфрий.

— То мне не ведомо. Атаман велел, я и сполняю. С меня спрос короткий! — Ухват достал кинжал, примериваясь, как бы половчее нанести удар. Так, чтоб не запачкаться кровавой юшкой.

— Может, отпустишь? — В словах Онуфрия была не мольба, а жалость к самому себе. Знал же, что нельзя верить Кистеню, ан нет, польстился на монеты золотые и вот сейчас прощается с жизнью.

— Не могу. — Ухват поудобнее придавил коленом трепыхнувшегося Онуфрия и всадил кинжал в грудь по самую рукоять. Бывший ватажник в последний раз выгнулся и затих, уставившись остекленелым взглядом в небо.

Ухват встал, вытер кинжал о штанину, спрятал на поясе. Уже совсем рассвело и по земле, опутывая дворовые строения, стлался легкий предрассветный туман. Из избы выскочил Молчун, подбежал к Ухвату, протянул руку, замычал одобрительно.

— Неужто, нашел? — заглянул в ладонь немого, ощерился при виде золота. — Ну, и добре. Кистень сказал, что себе его можем взять. Значит, поделим после. Там как? Тихо все? — кивнул на избу.

Молчун провел рукой себе по горлу.

— Ну и лад… — Договорить Ухват не успел, прерванный громким свистом и всадниками, ворвавшимися во двор.

Разбойничья жизнь опасна. Постоянно ходишь в обнимку с костлявой старухой и каждый миг ждешь подвоха с ее стороны. Потому, увидев ворвавшихся во двор всадников, ватажники растерялись только на краткий миг, а потом все завертелось вокруг, воедино сплетая человеческие судьбы.

Молчун среагировал первым. На что был увалень и неповоротлив, а быстро откатился в сторону и юркнул за стену овина. Ухват тоже не медлил. Выхватил два кинжала и метнул в надвигающихся воинов. Один из воинов вскрикнул и свалился с коня, но второго смерть миновала. Соскочив на ходу с коня, он смог дотянуться до Ухвата и рубанул наотмашь, развалив того почти надвое.

Фирс Матвеич окинул взглядом двор, крикнул:

— Берите второго, робяты!!! Не дайте утечь ворогу. Да с боку, с боку заходите!!! Что вы топчетесь на одном месте!!!

Сам схватил за шиворот мужичонка, ткнул в лежащего Онуфрия.

— Этот?

Мужичок побледнел, аки холст полотняный, и только смог кивнуть головой.

— Успели потрудиться, злыдни!

Фирс Матвеич в сердцах плюнул, и тут что-то толкнуло изнутри. Чувство опасности было столь велико, что он втянул голову в плечи и начал медленно оборачиваться. Второй тать, страшный, обросший, похожий на лешего, выдвинувшись из-за овина, сверлил посадника взглядом. Фирс Матвеич замер, бросил взгляд по сторонам. Воины, рассыпавшись по двору, были далече. Он облизнул вмиг высохшие губы, стал вытягивать из ножен меч и тогда Молчун прыгнул вперед.

Все произошло в мгновение. Фирс Матвеич и понять ничего не смог, как нож, пробив легкую кольчугу, разорвал грудь. Глаза вмиг заволокла кровавая пелена, ноги ослабли, и все тело стало как чужое. Сознание померкло, растворяясь в боли, рвавшей тело изнутри.

Он уже не видел, как убегает тать, и как гонятся за ним воины. Фирс Матвеич умирал, и последним проблеском сознания понял, что путь земной для него закончен. Когда пришло понимание неизбежного конца, из глаз выкатились слезы и, оставляя влажные бороздки, потекли по лицу. Неожиданно боль отпустила, стало легко и свободно. Фирс Матвеич закрыл глаза, а, когда открыл вновь, увидел склоненное лицо верной помощницы. Последним усилием выбросил руку, схватил ее за плечо, притянул к себе.