Выскочила из-за избы, пробежала вперед, назад, в сторону. Прошки не было! Дашка замерла на месте, не зная, что делать. Прикрыла глаза, стараясь успокоиться, и нежданно на ум пришли слова Учителя.
Дашка закаменела, превратившись в статую. Время для нее остановилось, она воспарила над миром и видела себя как бы со стороны. Слух обострился до предела, и в мозг ворвалась целая какофония посторонних звуков. Вот переговариваются стражники, — слов не разобрать, но явно чувствуется недовольство в голосе у одного из стражей. В другой стороне, за бревенчатыми стенами, храпит мужик, временами охая и стоная во сне. Дашка напряглась еще и услышала, как по земле осторожно крадется мышь, а вот в воздухе взмахнул крылом филин, извечный ночной хищник. Вот с крыши упали несколько капель дождя, отразившись гулким эхом в мозгу у Дашки. Много чего она услышала и среди всего этого многообразия расслышала легкий скрип отпираемой двери. И вмиг поняла — оно. Звук шел из-за большого куста ракиты. Метнулась туда, раздвинула кусты. Так и есть. Прошка, чертов сын, уже исчезал в стене. Еще немного, и не заметила бы его. Дашка закрыла глаза, прочитала молитву, возблагодарив богов и Учителя, в который раз выручившего ее, и юркнула следом.
В лесу почти прилепилась к Прошке, опасаясь отпускать его далеко от себя. Шла, больше полагаясь на слух, чем на зрение, ориентируясь по хрусту валежника под ногами холопа.
Шли недолго, версты две, может, чуть более, потом Прошка забрал левее, поднялся на невысокий холм, спустился вниз и вышел на поляну. Здесь остановился. Дашка безошибочно угадала, что наконец прибыли на место, и спряталась за дерево, шагах в пяти от холопа. В темноте заметила, как тот наклонился, поворошил палкой в земле, легко различила хруст, и вдруг рядом с ним выросла еще одна тень. Говорили громко, ничуть не таясь. Да и кого в лесу бояться? Медведей да волков? Так ведь они не столь опасны, как
— Здрав будь, Кистень, — сказал тот, что прибыл из города. — Меня Остап прислал.
— Да уж понял, что не сам явился. Он один этот схрон знает, более никто. Никого за собой не приволок?
— Господь с тобой, Кистень. Что я, малец неразумный что ли? Шел осторожно, следы путал, словно заяц.
— И что ему надобно? Чего он тебя в такую темень погнал? Случилось чего?
— Упредить он вас велел. Передай, говорит, Прошка Кистеню, что воинов в городе полно и спокойствия честному люду никакого нет.
— Об этом и сам знаю.
— Не это главное. А то, что прознали они как-то, что якобы тати те, что посадника убили, в лесу отсиживаются, возле Борисова. Завтра с утра большая облава намечается.
— Кто донес?
— Об этом не знаю. Хозяин мой тоже в неведении. Вот потому и велел предостеречь вас. Еще говорил, что уходить вам надо и харчей кое-каких послал, что б, значит, в дороге не голодали. Если, говорит, не уйдете, то к утру обложить вас могут, что зверей диких, и тогда худо вам придется.
— Все?
— Все. Более ничего.
Дашка, услышав такое, аж задрожала вся. Напала на след, выследила охальников, слава Господу! Хотела сразу броситься вперед, но сдержала нетерпение. Девка неизвестно где. Здесь ли, ал и в другом месте где схоронена… Да и вдобавок золото, судя по всему, они не нашли. Раз так — надо следить дальше.
— Ладно, Прошка, — нарушил молчание Кистень. — За вести эти передай Остапу благодарность. Скажи, что не забуду услугу его и при случае отблагодарю.
— Тогда пойду я. Мне до города еще добираться, а путь неблизкий.
— Ступай.
Прошка повернулся и зашагал прочь. Дашка едва успела скакнуть в сторону, а то еще немного, и натолкнулся бы Прошка на нее. А так — Бог миловал. Она проследила за Прошкой, как он растаял среди деревьев, повернулась к поляне. Пропал и Кистень, но Дашка не волновалась. Наверняка тут где-то лаз под землю есть. Туда и нырнул атаман.