Роялистская заговорщица

Значит, правда! Значит, Регина выдала полиции тайну этого собрания! Когда она вела туда Лориса, она знала, что эти люди будут арестованы. Нет! Быть этого не может! Как бы ни была мадам Люсьен во власти тех страстей, которые царили в ее душе, быть не может, чтобы она ни во что не ставила тех требований чести, какие он, Лорис, привык уважать.

Борьба! Пусть будет так! Но с открытым лицом, с обнаженной грудью, со шпагой в руке, открытую борьбу я понимаю, но эти скрытые козни, эти предательские хитрости!

И он чувствовал на своей руке маленькую ручку Марсели, которая, быть может, думала, что он выдал ее вместе со всеми ее близкими!

Но она казалась такой доверчивой, так же доверчивы были и все те, которые не оттолкнули его, которые не отнеслись, как к оскорблению, к его общему с ними участию в борьбе и аресту.

Говоря правду, Лорис не мог решительно разобраться во всех этих событиях, они казались ему до того противоречивыми, точно все они были плодом горячечного бреда.

Он до того был поглощен всеми этими мыслями, что совсем не заметил дороги; он с грустью увидел, что перед ним раскрылись двери и что он четвертым вошел в грязную комнату, подошел к деревянной решетке, за которой сидел господин, безобразный с виду, который, уткнув нос в протокол, бормотал вопросы.

Спрашивались имена, фамилии.

Картам проговорил своим звучным голосом:

– Мы отвечать не намерены. Тебя это не касается. Те, кто нас арестовал, должны знать, кого они арестовали.

Жан Шен настаивал:

– Раз вы не знаете наших имен, значит, против нас не сделано никаких заявлений. И тогда наш арест незаконный. Я протестую.

– Хорошо. «Отказались отвечать», – записал господин. – Мне безразлично. Ну а вы что скажете, малютка? – обратился он к Марсель.

– Скажу, что вы невежа, – ответила она, гордо выпрямляясь.

– Прекрасно, – повторил он. – Якобинцы и якобинки – всех вас в один мешок.

Затем он с насмешкой обратился к Лорису.

– Что касается вас, гражданин…

Он нарочно сделал ударение на слове, вышедшем из употребления.

Лорис прервал его резко:

– Милостивый государь, мое ими – виконт Жорж де Лорис, и я предупреждаю вас, что если не сегодня, то в первый день моей свадьбы я расплачусь с вами палкой за ваши дерзости.

У виконта был весьма внушительный вид, и чиновник, который умел различать людей, приподнял на него свои вооруженные очками глаза.

– Вы сказали, виконт…

– Де Лорис… И даже если бы я не был дворянином, я все-таки не позволил бы вам выражаться как извозчику.

На этот раз чиновник вскочил, он колебался между сохранением достоинства своей профессии и благоразумием.

– Я ничего вам не сказал обидного, – заметил он. – Неужели оскорбление назвать кого-нибудь гражданином.

Во всякое другое время Лорис принял бы это за величайшее оскорбление, но он был уже не тот.

– Довольно разговоров, – сказал он. – Исполняйте вашу обязанность, и только вашу обязанность, но предупреждаю вас, что я рассчитаюсь с вами за вашу грубость и за себя, и за моих друзей.

Он оглянулся.

– А где же, – спросил он, – поставщик тюрьм, которому я имел удовольствие дать пощечину моей шпагой?

– Не знаю, о ком вы говорите, – ответил полицейский. – Мне некогда с вами разговаривать.

Он сделал знак тюремщикам, которые терпеливо ожидали окончания формальностей предварительной переписи.

– Отдайте все, что вы имеете при себе, – сказал он арестованным, – избавьте этих господ от труда вас обыскивать.

Картам и Жан Шен побросали на пол пустяшные предметы, которые были у них в карманах. Марсель последовала их примеру.

Что касается Лориса, которого еще не обезоружили, он вынул пшату и сказал:

– Первый, кто поднимет на меня руку, будет проткнут мной, как курица.

У него был такой решительный вид, что полицейские, растерявшись, расступились.

– Однако, – воскликнул выведенный из себя чиновник, – правила должны быть соблюдены.

– Какие правила? – вскричал Лорис. – Разве я признаю за вами право наложить на меня руку?

Картам вмешался:

– Поверьте, ваше сопротивление только узаконит грубость этих людей. Благоразумнее будет сделать вид, что вы подчиняетесь им.

– Что же я должен сделать для этого? – спросил Лорис.

– По крайней мере, отдать вашу шпагу…

– Кому? Этому?!

– Отдайте ее мне, – сказала Марсель.

Она смотрела на него с улыбкой шаловливого ребенка. Ему стало стыдно своей несдержанности перед невозмутимым спокойствием девушки, и, сознавая, что этот компромисс в любезной форме избавлял его от уязвления слишком развитого самолюбия, он передал ей шпагу.

Она взяла ее и передала чиновнику не рукояткой, а лезвием:

– Сберегите нам это, – сказала она, – пока мы здесь.

Она обращалась с ним, точно с лакеем, которому дают подержать верхнее платье.

Чиновник ощущал некоторое беспокойство. Действительно, он не получил никакой пояснительной бумаги по поводу ареста этих людей, которые не походили на простых преступников.

Полицейские были вытребованы по особому приказу Фуше, они последовали за своим случайным начальником и больше ничего не знали.