Безумие лирического героя носит оттенок жертвенности и «ругания миру» (Д. С. Лихачев). Так, герой Дягилевой наделен основными чертами, характеризующими древнерусского юрода: он голоден, наг («В простыне на ветру по росе поутру»; «Не подходи ко мне — я заразная, грязная»; «Не сохнет сено в моей рыжей башке, // Не дохнет тело в моем драном мешке»), безроден, под его мнимой глупостью и нелепыми для окружающих действиями скрывается потаенная мудрость и надежда исправить этот мир и существующий в нем порядок вещей («А я желаю, чтобы все смеялись, // Когда я громко хлопаюсь на пузу. // Ведь „посмеяться“ есть „посметь сказать“»).
Весьма показательна в этом плане также композиция «Полкоролевства»: «Я оставляю еще полкоролевства, // Восемь метров земель тридевятых // На острове вымерших просторечий // Купола из прошлогодней соломы <…> // Я оставляю еще полкоролевства, // Камни с короны, // Два высохших глаза, // Скользкий хвостик корабельной крысы, // Пятую лапку бродячей дворняжки <…> // Я вернусь, чтоб постучать в ворота, // Протянуть руку за снегом зимой…».
По Ю. Ю. Мезенцевой, «поэтическим двойником автора, его маской» является дурачок, персонаж песни «Выше ноги от земли», как «герой отчаявшийся, беззащитный, ищущий, но не находящий выхода из тупика; „зависание“ его над пропастью бытия лишено иронии, на поверхности лишь трагизм мироощущения» [228]. Лирический герой Дягилевой готов принять гибель и пожертвовать жизнью:
Помимо смерти, сна и безумия, преодоление враждебного пространства и времени, в которых слово несостоятельно, возможно посредством «прорыва» к трансцендентному и с помощью диалога с Высшим Собеседником:
Суицидальная эстетика и актуализация осознания жизни как «бытия-к-смерти» (М. Хайдеггер) у Янки не в последнюю очередь продиктована общими установками поэтики не только рока, но и пост-панка как направления, к которому принадлежала Дягилева в музыкальном и общеидейном, смысловом аспектах.
В этом плане о пост-панке можно говорить как о таком направлении отечественного рока, в котором принципы исповедальности и установки на экзистенциальное мироощущение, характерные для рока в целом, нашли свое наиболее глубокое выражение. Более того — в панке с пометкой «пост» воплощена идея о своих, альтернативных традиционным, способам Богоискательства: «Если „человеческое искусство“ утверждает жизнь, продление рода и т.д., то рок утверждает самоуничтожение как некий путь к Богу, высшее познание» [82, с. 6].
Интересно, что одним из критиков отмечен синтез исполнительского, вербального и музыкального начал в протяжном «а-а-а-а….» Дягилевой именно на основе богоискательского начала: «„А“ — первый звук, единственный, который дается людям от рождения и который в невыносимую минуту заменяет все остальные <…> звук боли и есть самоопределение человека <…> Аа первая и заглавная буква алфавита. Аа — открытый звук России. Русские песни построены на Аа <…> Это и было Янкино Слово. Бог звучал этим Аааа <…> Она говорила Слово. Слово говорило ею» [81, с. 115, с. 140].